Случай Мандельштама. Заложник вечности

Тема этой книги достаточно традиционна: "поэт и царь", то есть художник и власть. В данном случае - власть тоталитарная, то есть уникальная, не имеющая аналогов в мировой истории. История первого ареста Мандельштама, поразившее всех либеральное решение Сталина ("Изолировать, но сохранить"), высказанное диктатором по делу смертельно оскорбившего его поэта, исследуется автором на обширном, в основном лишь недавно ставшем доступным материале. Такова детективная завязка этого сюжета. Но и ра...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,3

26 оценок

5
46%
4
38%
3
15%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 25Хотят прочитать 56

Рецензии

Prosto_Elena5 апреля 2020 г.
Не такой уж и редкий случай, этот Случай Мандельштама
Книга понравилась, прежде всего, основательностью суждений и доводов. Помимо Мандельштама в ней упоминается обширный круг творческих людей начала XX века. И у каждого был свой Случай, но окаянные дни переворота Октября уравняли всех. Всем пришлось делать свой выбор, как-то договариваться со своей совестью, как-то объяснять себе весь ужас навалившихся событий. Мандельштама жалко, но это - агнец на заклание... И сколько таких безвинно загубленных душ пожрал век-волкодав.
12
250
readinggirl23 ноября 2011 г.
прочитала (прослушала) уже половину книги.
что хочу сказать?
вообще мне очень нравится. тем более таких глубоких исследований я давно не читала...
но пока у меня складывается такое стойкое ощущение, что книга не о том, как хорош Мандельштам, а о том, как плох Пастернак.
только вот Пастернак всегда был моим любимым писателем, поэтому все попытки бросить на него "тень" расцениваются мной, как зависть к таланту.
да, вполне может быть, что некоторые его поступки были неблаговидны и некрасивы, и их можно оценить, как трусость или предательство...
а вы уверены, что вы поступили бы по-другому в ТО время?
upd. книга в любом случае очень интересная и очень познавательная. только ее надо читать, а не слушать.
countymayo , спасибо за книгу!
Читать далее
5
269

Все рецензии

Цитаты

Prosto_Elena2 июня 2025 г.
«Если истина вне Христа, то я предпочитаю оставаться не с истиной, а с Христом!»-сказано у Достоевского. И эта фраза проливает больше света на духовный облик российского интеллигента, чем все писания всех Чернышевских и Добролюбовых, вместе взятые.
Я, разумеется, вовсе не собираюсь утверждать, что русская интеллигенция оказалась в плену у религиозной проповеди Достоевского. Я имею в виду другое.
Подобно Достоевскому, она всегда, выражаясь фигурально, готова была «Христа» предпочесть «Истине».
А Христом русской интеллигенции был народ.
Русский интеллигент-точно по слову Достоевского-всегда предпочитал остаться не с истиной, а с народом.
Вот почему этот жупел: «враг народа»- действовал на душу русского интеллигента так без ошибочно и так страшно.
Этот примат морали, эта любовь к справедливости, затмившая стремление к истине, действительно, стала величайшим несчастьем русской интеллигенции.
Как ни парадоксально это звучит, именно морализм русской интеллигенции подготовил и обусловил величайшую ее трагическую вину: оправдание аморальности.
«Морально все, что служит делу пролетариата».
Этот ленинский принцип - наизаконнейшее дитя духовного мазохизма, столь характерного для русского интеллигентского сознания.
Народолюбие, ставшее символом веры российского интеллигента, требовало все новых и новых жертв.
Принеся в жертву этому молоху все свое духовное достояние, не так уж трудно было принести и эту последнюю жертву. (Булгаковский Филипп Филиппович, который прямо говорил: «Да, я не люблю пролетариата», был тут воистину белой вороной. К тому же говорит он это прямо в лицо уже победившему гегемону. А до революции, небось, сам прятал нелегальных большевиков.)

Читать далее
17
64
Prosto_Elena30 мая 2025 г.
Толстой почувствовал невозможность для себя заниматься художественным творчеством, потому что дала трещину, дрогнула и зашаталась вечность, в которой он жил.

Толстой раньше других почувствовал то, что определило резкий разрыв между искусством XIX века и искусством XX века. Он трагически ощутил утечку из жизни людей того, что давало ей смысл, третье измерение, глубину.

Блок почувствовал, что в начале XX века человечество перешло некий рубеж. Недаром он предрек своим современникам неслыханные перемены. Но даже он, один из самых чутких «сейсмографов» эпохи, не смог ощутить масштаба грядущих перемен. XX век казался ему всего лишь продолжением уже известного {«Еще бездомней...», «Еще страшнее...»).

Лишь четыре десятилетия спустя ощущение неслыханности происшедших перемен обретает чекан ность формулы в известных строчках Ахматовой:

Приближался не календарный- Настоящий Двадцатый Век.

«Настоящий», «не календарный» XX век окончательно вступил в свои права осенью 1914 года.

Смысл той грандиозной психологической перемены, которая случилась с человечеством на этом историческом рубеже, вкратце может быть определен двумя словами: конец вечности.

Вечности не стало. Она рухнула, разлетелась вдре безги, перестала существовать. Отныне единственной реальностью, единственным смыслом, единственной правдой бытия стала та внешняя жизнь, которая совер шается только на земле, «в которую закапывают мертвых».

Ощущение непрочности, возникшее в результате краха веры в разум истории, усугубилось тем, что примерно в это же время резко изменились традиционные представления человечества о себе и своем месте во Вселенной.

«Почти безраздельно господствовавшая с конца XVII до конца XIX века ньютоновская физика,- говорит по этому поводу Н. Винер,- описывала Вселенную, где все происходит в точном соответствии с законами: она описывала компактную, прочно устроенную Вселенную, где все будущее строго зависело от всего прошедшего... Теперь эта точка зрения не является больше господствующей в физике...»

Может показаться, что вера в конечный смысл исторического процесса, равно как и вера в компакт ную, прочно устроенную Вселенную, имеет значение лишь для избранных натур, для «интеллектуалов», а большинству человечества нет решительно никакого дела ни до Истории, ни до Вселенной.
Однако речь ведь идет не о теориях, а о само чувствии человека в мире, об инстинктивном чувстве прочности бытия, чувстве уверенности в будущем дне, которое было органически свойственно нашим отцам и дедам.

Читать далее
17
32
Prosto_Elena30 мая 2025 г.
Подобно Толстому, который понял, что нельзя очиститься в одиночку, что это есть «величайшая нечистота», Мандельштам не хотел один обладать истиной: «Если народ вне истины, пусть лучше я буду не с истиной, а с народом».

Это чувство слитности со страной, с ее многомиллионным народом было таким мощным, таким все поглощающим («сильнее и чище нельзя причаститься!»-говорил Маяковский), что оно незаметно перевернуло, поставило с ног на голову все представления Мандельштама об истине, всю его Вселенную:

Моя страна со мною говорила,
Мирволила, журила, не прочла,
Но возмужавшего меня, как очевидца, Заметила и вдруг, как чечевица, Адмиралтейским лучиком зажгла...

.
.

Читать далее
17
30