Белое на черном

Только что дочитала эту потрясающую книгу. Потрясающую в том смысле, что она действительно потрясает и оставляет в состоянии оцепенения и какой-то отреченности. Впервые я узнала о ней из книжного обзора на youtube. Сразу же искать «Белое на черном» я не кинулась, но почему-то запомнила, а однажды мне просто подвернулась ссылка для скачивания. Потом я обнаружила, что книжка-то совсем коротенькая, и так она наконец-то завладела моим вниманием этой осенью.

Расскажу немного об авторе, потому что история его в самом деле примечательна. Рубен Давид Гонсалес Гальего - сын венесуэльца и испанки, да еще и внук генерального секретаря Компартии Испании. Как ни странно, родился он в Москве в 1968. У малыша обнаружили детский церебральный паралич, разлучили с матерью и объявили умершим. Сейчас он писатель и журналист, отец троих дочерей и уже третий раз женат. Он все-таки нашел свою маму и проживает теперь в США. Однако, первые годы жизни Рубен провел в советском детском доме для инвалидов, воспоминания о котором и составляют основную часть его автобиографического романа.

Книга «Белое на черном» больше похожа на сборник коротеньких зарисовок, кадров из жизни детдомовского ребенка — что он видел плохого и еще более плохого, как страшное становилось обыденным, как складывались судьбы его друзей, как он приспосабливался к реальности, его окружавшей, и как запоминал каждый светлый момент, предлагаемый ему не вполне справедливой жизнью. Все это написано таким незамысловатым языком, будто читаешь чей-то блог, а не книгу. Да, читаешь историю обычного живого невыдуманного человека с невыдуманной болью, которую, к сожалению, ничем уже не выжечь и не изжить.

В 2003 году «Белое на черном» удостоили литературной премии «Букер — Открытая Россия» за лучший роман на русском языке. Несмотря на небольшой объем, это сложная книга. Очень тяжелая книга, но захватывающая. Переворачивающая что-то внутри, заставляющая кое-что переоценить, кое-что переосмыслить, вообще о многом задуматься. Я бы посоветовала ее каждому, кто не боится тяжелых книг. В конечном счете, она все-таки жизнеутверждающая. Не могу только промолчать вот о чем — очень обидно мне за мою Родину.

М.

Как такую книгу охарактеризовать? Как ее отнести к "понравилась" или "не понравилась"? Это какая-то особая плоскость, особая реальность. Ты можешь туда заглянуть, чуть-чуть осмотреться через замочную скважину, но не дай Бог тебе там остаться, в этой самой реальности.

Я читала в отзывах, что некоторые подозревают автора в излишней надрывности, преувеличении, даже озлобленности.
Я этого не заметила, эти штрихи прошли мимо, не заслонив основную картину - жизнь человека, который Такой.
Страшно, иногда до слез. Какие-то моменты смешны, потому что особенно правдивы.

Мы живем среди жестокой "морали" и стадности средневековья. Если ты не такой, как мы - ты... ну хорошо, сейчас мы не сжигаем таких людей на кострах и не бросаем с утесов. Но мы избегаем их, раним равнодушием, показываем пальцем. Не все, но большинство. И я даже не знаю, что тут страшнее... Родиться таким, как Гальего, или быть упомянутым в этой книге среди людей, которые "по ту сторону" милосердия.

Строго говоря, это не совсем худлит, как я проставила в тегах. Это что-то среднее между репортажем и криком, когда просто нужно исторгнуть из себя вот это вот, выплюнуть, выплеснуть. Мне кажется, эта книга на самом деле очень личная - вся эта боль, которая все равно всегда с тобой. Увидеть это, прожить это, и потом молчать - наверное, невозможно. Свихнешься.
Страшно то, что ситуация мало изменилась. Вернее, я, конечно, не знаю - как сейчас обстоят дела с инвалидами в детских домах и домах престарелых. Могу только предполагать и догадываться. Но то, как они обстоят "на воле" - не изменилось ничуть. Говорю по свежей памяти, наблюдая, сколько кругов ада нужно пройти подруге, "всего лишь" сломавшей ногу. И слушая рассказ таксиста, с ужасом и содроганием вспоминавшем, как он сломал свою. Этот город - для ходячих. И все в нем - для них. Подозреваю, что и в остальных городах России - тоже( Об этом, определенно, стоит говорить и писать. Может быть, когда-нибудь станет неудобно больше "не видеть" проблемы.

Это жутко. Правда, жутко.
Страшно, пугающе. Как представлю все эти детдома, понимаю, как повезло всем нам, нормальным людям.

Для тех детей радость - ванильный сухарик или лишний кусочек хлеба с подсолнечным маслом. Для них радость - увидеть улицу. Для них радость - лишний ласковый взгляд.

Как ни странно, эта книга не только о трудностях жизни. Эта книга о литературе и людских взаимоотношениях, о еде, о разных событиях, о мечтах.
Эта книга о героях и героизме, эта книга о жестокой жизни. Сильная книга.
Почему же тогда я поставила нейтральную оценку? Такая история не может понравится. Но такая история и не может не понравится.

Лепить папу легко. Проще, чем грибок. Нужно раскатать два кругляша в блины.

А ты все ноешь,ругаешь всех вокруг,обижаешься на судьбу,говоришь что жизнь хреновая штука, ищешь причины своего несчастья в других,пытаешься переделать мир вокруг себя,но никогда,никогда,ты не думаешь о том,что на свете есть кто то,кому хуже,чем тебе,кому действительно нужна помощь,кто действительно имеет право обижаться на мир. Ты хочешь и ты можешь сделать то,что тебе реально хочется,потому что у тебя есть и ноги,и руки,а кто то хочет,но не может сделать,потому что этой привилегии у него нет.Хватит быть эгоистом,ныть, вечно во всем обвинять судьбу,она добра к тебе,вон,смотри,как она обошлась с другими.

Просить помощи у других - самая страшная и неприятная вещь в жизни.

Своеобразное правило Рубена. Цинично, но только сам ты самоутвердишься в жизни, переборешь страх перед "тем" миром и сможешь ощутить полноту жизни, в пределах разумного для инвалида, конечно.

Очень прониклась этой историей и искренне восхищаюсь его рвению к жизни, к нормальной жизни. И не замечаешь тех мелких недочётов в стиле, потому что это простительно автору, который пишет от души, тем более в таком затруднительном положении, а не для "галочки".
"Белое на чёрном" не слезливое душещипательное повествование о мальчике с ДЦП, а констатация факта, хладнокровное, хоть и немного детское восприятие того, что пришлось пережить.