Дневные звезды

Ночь. Луна в облаках, в окне, талантливо старается быть похожей на люстру уснувшую.
Ложная люстра, как бы освещает улицу, парк, влюблённую парочку на счастливой лавочке, похожего на лежащего бездомного ангела, талантливо изображающего — лавочку, чтобы доставить счастье — влюблённым.
Я сплю. Мне снится..  удивительная лавочка, парк, и самая прекрасная на земле, женщина, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки.
Память — не спит. Луна не спит. Парочка влюблённая не спит, и не совсем ясно, она — реальна, или нет.
Да им это и не важно, они — счастливы.
И кошка не спит. Сплю только я. И вот, кошка, запрыгивает к вам в постель, на краешек постели: нежнейший в мире вес.. как бы улыбающийся вес счастья.
Ответной, чеширской улыбкой, улыбается мгновенной и тёплой упругостью, ваша постель.
Такой нежный вес.. похож на руку возлюбленной, после ссоры, положившей свою руку на вашу грудь, — утром, в постели.
Ладошка лунатик..
А есть ведь и письма-лунатики, правда ведь, мой смуглый ангел?

Кошка крадётся к лицу, с грацией пантеры в джунглях или белорусского партизана.. в джунглях.
Приближается, и, тёплой лапкой, касается вашего носика. И ещё раз.. ещё.
Просто ей стало бесконечно одиноко ночью, словно она по ночам живёт на луне.
Она ищет в ночи — друга, как ищут порой в жизни — любимого человека.
Так память о любви, или о детстве, о чём-то самом важном, касается нас среди ночи.. чеширской, улыбчивой лапкой.

Удивительные по своей пронзительной нежности, мемуары Ольги Берггольц — о детстве и не только.
Не книжечка, а — Нарния взрослых.
Что вам приходит на ум — почему нам так редко «приходит» на сердце? Может тогда мир был бы.. лучше, — когда вы слышите — Дневные звёзды?
Поэтичный мираж?
Или вот, знаете, если в яркую синеву, запрокинуть лицо и не моргать, то в воздухе оживут мириады пульсирующих точек.

Я в детстве думал, что это — дневные звёзды, или даже — призраки умерших звёзд. а может и людей, а может и дети звёзд, резвящиеся босиком, в голубой траве неба: я искренне думал в детстве, что обладаю редким даром.
Потом этот дар обнаружился у бабушки, мамы, брата..
Я ещё надеялся: может.. у нас семейный дар?
Потом, «дар» обнаружился у всего садика…
Я чуть не свёл с ума целый садик, Это было апокалиптически-прекрасное зрелище: десятки детей стоят во дворике садика, запрокинув синхронно-лунатически, лица, в небо, и смотрят куда-то, в синеву, и блаженно улыбаются.
И воспитательница стоит.. и тоже, блаженно улыбается, как ребёнок.

Или вот ещё: в замечательном фильме Даррена Аронофски, — Ной, в Эдеме, днём, светили звёзды: совсем как.. на маковках русских церквей.
Чудесный образ, правда?
Всё как в любви: образ любимой, ещё до ночи и сна, нежным бессмертием мерцает в сердце, проступает ласковым светом, сквозь воспоминания детства, сквозь страницы рассказов Андрея Платонова и Берггольц, сквозь лиловую пенку в ванне, сквозь боттичеллиевую пенку в чае, и даже.. сквозь лиловую, весеннюю тьму полузакрытых век.

Я не знаю, может быть, Тарковский, подсмотрел дивный образ дневных звёзд, у Ольги Берггольц?
Помните, в Ивановом детстве, ребёнок, в солнечный день, заглядывает в глубокий тёмный колодец?
Он верит, что там, в доверчивой тьме неподвижного сна воды, отражаются звёзды.
Ольга, словно пророк, прошедший ад, предлагает читателю заглянуть в её душу, чтобы увидеть это чудо.
Образ — гениальный, нежно-апокалиптический.
Если прищуриться сердцем: вы ходите по парку, тоскуя по смуглому ангелу — ну, ладно: я хожу по парку и тоскую по смуглому ангелу.. я тоскую, мы тоскуем.. и вот, к нам, подходит прекрасная смуглая женщина, и, жестом лунатика, раскрывает плащик на груди, обнажая грудь — до бессмертия и сияния, и там, ласковой синеве груди — мерцают тихие звёзды.

Кадр из фильма Тарковского - Иваново детство

У Ольги Берггольц, получились не просто мемуары.
Их много у писателей и поэтов, объёмных, тучных и стройных, мечтательных.. как призрак-лунатик.
Бывают призраки-лунатики?
Нет, у Ольги, как и у Набокова в Других берегах, некий небесный порыв, дать душу — на ладони.
Воссоздать интимнейший водяной узор души, судьбы, который заметит ангел, после нашей смерти, подняв душу нашу, на свет, словно потерянное письмо — к богу.
Посмотрел специально на странице книги: 6 человек не дочитали эту малюсенькую книжечку.

Если честно, это — кошмар и варварство. Всё равно что взять котёнка с улицы и потом выбросить его, потому что..
Интересно, зачем люди вообще читают такие книги, где поэт, как перед богом — открывает свою измученную душу, или красоту своей души?
Просто.. чтобы — прочитать от скуки? Когда мы уже к искусству будем относиться не как к общепиту, где можно набить утробу и скрасить время, требуя, чтобы нас развлекали, а как — к храму, где читатель — чуточку молится, общаясь с ангелами в небе и в своей душе?

Если бы в конце времён, воскресли все поэты и писатели (кстати, сюжетец для интересного рассказа: в конце света, воскресли только они. Все люди умерли и никто больше не воскрес, и вот, красотой своих чувств, они должны...), и им нужно было бы сообща написать таинственную книгу о жизни, я бы хотел.. чтобы там было два образа из книги Ольги.

​​​​​​​1) В детстве, Ольга слышала, как нянечка молилась в тёмном уголке перед иконкой: Светы Божи, Светы крепкий, Светы бессмертны, помилуй мя..

Но в детстве, наши ушки — словно живая память об ангелах: они всё слышат иначе (вот бы в любовных ссорах взрослых, иметь нам эти ушки детства, правда?)
Оля услышала иное, и навек изумилась: Цветы Божьи, Цветы крепкие, Цветы бессмертные, помилуйте нас..

Если бы я услышал такую молитву в детстве, решил бы, что у меня няня — заколдованная нимфа, превращённая в седую и тучную старушку.
Согласитесь, мир, в котором молятся живым и бессмертным цветам, как ангелам — кажется ещё фантастичнее, ранимее и таинственнее, чем мир — с богом и ангелами.
Такая молитва могла быть и у атеистов и у верующих. Могла бы помирить веру и безверие.
Всё в мире — цветы божьи: и стихи и звёзды и дивные глаза смуглого ангела и письмо от любимого, посреди ночи..
Словно умер бог и ангелы улетели на звёзды, и рай зарос цветами и грустью, и цветам молится одинокая, озябшая душа, среди звёзд..

А вот второй образ.
В блокадном Ленинграде, таинственно стали проявляться под дверями людей — листовки, тоже, своего рода — цветы.
Это были письма с «цепочками счастья».
В них было написано: эта цепочка была начата ещё в 1760 г.
Она передаётся от человека к человеку, как пожелание добра и света.
Передайте её другим людям. Если не передадите.. на 4-й день, будет горе.
Эта цепочка должна 4 раза обвить землю..

Не знали, кто это пишет: враги, чтобы свести с ума оголодавших и замёрзших ленинградцев?
Или.. свои? Какой-нибудь поэт, или влюблённый, сошедшие с ума от ужаса и горя?
Сюжет для фильма: люди, сквозь века, обнимаются друг с другом, и.. словно благодатный огонь, передают друг другу этот свет добра, чтобы тьма веков — осветилась.

В этот же день, Ольге позвонили. Ангелы?
Вы же знаете, что ангелы иногда звонят по телефону? Иногда даже ошибаются номером..
Звонила дальняя родственница. Сказала — бабушка, умирает, и нужно ехать на другой конец города — проститься.
Словно это было как-то связано с «цепочкой счастья».
Ольга, в душе — усомнилась, и вот.. сразу — тень смерти.

Есть гумилёвский заблудившийся трамвай, а есть трамвай Ольги Берггольц.
Она ехала в трамвае, и началась бомбёжка.
А Ольга, задумавшись, словно и не слышала ничего.
Трамвай остановился, все выбежали в укрытия..
Ольга сидела в трамвае, как.. лунатик воспоминания.
Вот сейчас попадёт в него бомба, и трамвай исчезнет в ласковом свете, как бы брызнувшим из земли, и окажется трамвай в 1760 году.
И Ольга, худенькая, перепуганная, выйдет в своём старом пальтишке и её ножка ступит на французскую брусчатку.
Кругом — смех детей, весна, влюблённая парочка обнимается на лавочке, Ольге улыбнулась прекрасная смуглая женщина, с удивительными глазами, чуточку разного цвета..

Меня как озарило: да это же тайный нарниев ключ к мемуарам Ольги!
Ключ к счастью, к той самой «цепочке счастья!».
Поясню: Ольга, разговаривая по телефону, с «ангелом», не хотела ехать к бабушке.
Она была очень занята. Везде — ад, каждый день кто-то умирает из близких..
И вдруг, Ольга словно бы поняла одну из тайн этой глупой жизни.
Она взглянула (хочется верить, что взглянула, потому что этого в мемуарах — нет), на жизнь, на Сейчас, как на память, а та можно взглянуть на мир — лишь чуточку умерев, словно ты на звезде или уже в старости, оглянулся сердцем — на прошлое.
И всё ложное, все проблемы, казавшиеся столь важными и неразрешимыми — растаяли как весенний снег, и засверкали из снега — цветы и травка души и любви!

Кстати, это удивительно хорошо работает и в любовных ссорах: просто представьте себя старым человеком, быть может.. в одиночестве, умирающем в маленькой, перепуганной как ребёнок, комнатке.
И вспомните о «неразрешимых» проблемах, препонах в любви.
Господи.. какой нелепой чепухой, похожей на игру слабоумного ребёнка с веточкой поломанной, повеет от эгоизма, сомнений, морали, страхов, гордыни, обид..
Ах, как вам захочется в тот же миг броситься к любимому человеку, сквозь года, века… забыв о молчании, обидах, и, выломав с ноги - дверь в его комнату…

Ну, ладно, с выломанной дверью я может и переборщил: вы так можете увидеть за дверью… седого и перепуганного возлюбленного, с замершей у рта — миндальным печеньем.
Оба — седые, зато — счастливые!
Этот же ключик к жизни, преодолевающий рок, (интересно.. когда все уже поймут, что рок — существует лишь для «человеческого и морали», и что если выйти за их пределы, став — сплошной душой и любовью, то наступит — рай и настоящее будущее, а не топтание и томление времени на месте), Ольга отыскала в своём сердечке, когда её, взрослую, в конце 30-х годов, уже седой отец, позвал утром.. в Зоопарк.

Господи! Какой к чёрту, Зоопарк!
У Ольги — жизнь под откос, завалы на работе, проблемы с любимым..
Может, отец — выпил? Вроде, нет.
Ольга не хотела ехать. И вдруг её озарило: отец хочет.. свозить её, не в Зоопарк, а страну — детства!
Я не знаю.. быть может Ольга сердцем почуяла (ангелом в себе; он есть в каждом: для него, любовь — равна жизни, а всё что мешает любви — мерзость и ложь), что уже скоро не будет счастья, что скоро.. война, и такая прогулка с папой, в следующий раз, будет.. в раю.

Ах, как же прав был Перси Шелли, писавший о том, что фантазия — это ангел сострадания, любви и добродетели.
Если бы мы только могли всегда ярко представлять, как больно или одиноко нашим близким и т.д! Как больно людям - жить! Да и не только людям.. Боли и одиночества было бы меньше на земле.
Если бы мы живо представили в сердце, что наш друг, родитель и т.д… умрёт, и мы никогда, никогда уже не увидимся, с каким самозабвением мы бросали наши ерундовые и «важные» дела, и забыв о чепуховых обидах, бросались к ним в объятия!
Наверно, мы бессознательно чувствуем, что мы — бессмертны, и этот отсвет бессмертия, действует как бы внахлёст и увечит нашу жизнь, души тех, кого мы любим, увечит самые дорогие мгновения жизни и чувств, которые.. умрут, и не повторятся ни в каком раю.

Прогулка Ольги с седым папой по Зоопарку.. пронзительна до слёз.
Она в 1000 раз более пронзительна, чем прогулка Данте в аду, со скучающим Вергилием.
Ольга, тоже, сначала ходила по Зоопарку скучающим Вергилием и смотрела на часы. Но потом.. всё поняла, и, нежно подыгрывая, радовалась, как девчонка, слону, львам, так похожим на загрустившие подсолнухи (это уже моё воспоминание, как я в детстве ходил с папой по полю с подсолнухами. Мне было 9 лет.. через год папа — умрёт, и я лишь в памяти и воображении буду снова и снова ходить с ним по полю, и на моём лице уже не будет скучающего выражения, а будет улыбка счастья, как в раю..

Может так и выглядит рай? Я и папа вновь ходим по полю с подсолнухами. Машина, словно бежевый ангел, стоит на обочине трассы, с открытым крылом.
Господи, пишу это, и слёзы подступают к горлу и глазам..).
Это и правда было похоже на прогулку по раю: Оля и её папа..
Как там в Евангелии? И времени больше не стало..
Но в Евангелии ничего не написано, про мороженое и ещё живого папу, с которым ты ходишь по стране детства.
Так что у Ольги, даже лучше..

Можно ли вернуть рай детства?
Иной раз кажется, что он, словно Град Китеж, от безумия жизни, погрузившись в голубые воды памяти.
Пронзительные страницы посвящены Одиссеевому возвращению Ольги — в Углич, где она провела пару лет в детстве, живя в церкви, спасаясь от голода и революционной суматохи.
Но приехала она уже в другую «страну».
Построили электростанцию, и многие места были затоплены.
В церкви — хранилось зерно.
Если не ошибаюсь, Вифлеем, где родился Христос, переводится как Дом хлеба.

С чисто художественной точки зрения — не знаю, выдумала ли это она, или ей помогала Муза Набокова. Кстати, Ольга просто обожала стихи Ходасевича, самого близкого друга Набокова. Узнал это из другой книги: дневника Ольги — изумительно читается о том, как Ольга словно бы вернулась в Ад, где всё не то и не так как в детстве.. и вдруг — чудо!
Её островок рая детства, сохранился на картине старого учителя, с которым она случайно встретилась: и та самая церковь с колоколами и звёздами на маковках, и речка и берёзовый сад..
Удивительно: словно шагреневая кожа из романа Бальзака, вся жизнь и рай детства, сжались до этой милой картины.

По своему символичны тем места в мемуарах, — некий пушкинский и вольтеровский реверанс царю-эпохе, — где Ольга писала об электростанции: словно свет, который она дала, осветил не только тёмные города и деревеньки дремучие, но и.. тьму Олиной памяти!
Господи.. только сейчас пришло на ум: да ведь это Пасха воспоминания! Детство Ольги было распято, затоплены те места, где она была счастлива.. и вот, свет детства — воскрес и осветил города!
Не чудо ли?

До слёз меня тронула история с нянечкой Оли (до этого места не дочитали те 6 несчастных, что закрыли эту книгу, отреклись от неё: всё равно что человек шёл по улице, и ему неведомый ангел предложил сокровища или подлинник картины Рафаэля, или показал рукопись неизвестного стиха Пушкина, и он.. прошёл мимо. Куда? Наверное.. в ад. Ад выглядит именно так. И предательство красоты. Я боюсь таких людей, больше, чем монстров из книг Стивена Кинга).
Она была «тёмной», необразованной женщиной, и страдала от этого сама.
Бывало, оставят с ней дома, маленькую Олю и её сестрёнку Машеньку.
Вечер. Огонь свечи, как лунатик, стоит у окна и бредит, шевеля устами света.

Нянечка сидит на стуле, закрыв глаза, и плачет, пытаясь петь..
Но песня обрывается снова и снова на первой строке. Прям рассказ Кинга, если бы.. он родился в России.
Оля с сестрёнкой, сидят на полу, притихшие, вот-вот тоже заплачут: Дуня! Дуня!! Не пой! Нам страшно!

Дуня мечтала научиться писать и читать.
Хотела написать письмо — брату, на родину, изувеченному на войне.
Фактически, это было бы письмо — в детство: Дуня, ещё совсем девчонка с косичкой, её спасает от рогатой коровы — братик.
Дуня смотрела на дар чтения и письма, как.. как.. мы, на Миелофон Алисы. Как на чудо и некий род телепатии.
И как же радостно, что благодаря Оле, читатель может прикоснуться к милой душе — нянечки, Дуни.
Не умея писать, она стала частью души Оли, живой частью её детства, как звёзды, травка на заре, и вот, мы теперь знаем о ней, о её боли и счастье, о её милом и храбром братике.

Может, мы все.. чуточку телепаты, соприкасаясь с искусством?
Незримая, та самая «цепочка счастья» связует нас, и Дунечку из 19 века, и Олю Берггольц, накрывшуюся в постели, в замёрзшем Ленинграде, тулупом, словно крылом..
Словно не стало больше — тел, и у всех стала одна душа и одна память добра и любви.
Может… это и есть, настоящее бессмертие?
Как думаешь, мой смуглый ангел?
В этом сиянии бессмертия, я и ты — вместе. И я… в этом бессмертии — телепат и чуточку ангел: потому что мысленно касаюсь твоих милых губ, и они, прямо сейчас - улыбаются. Я точно знаю, что они грустно улыбаются и думают обо мне.
Я даже вижу, что ты их робко коснулась пальчиком (главное, чтобы мой нежный "гипноза" не подействовал на кого-то ещё! В разных городах России. а быть может и за её пределами, сидит старушка седая, мужчина, тракторист в тулупе.. и со счастливой улыбкой касаются своих губ, читая эти строки. Не ревнуй, мой ангел!).
Да, твои милые губы сейчас тихо улыбаются мне.. как дневные звёзды.

Золотая моя Ольга Фёдоровна!
Как сладко было читать у Вас всё то, что не касалось воодушевлённого, единого, парадно-советского.
Ну, познакомилась, и будет.

Познакомилась же с чем:

Поездка в город детства
Так славно всё начиналось. Моё детство не так далеко от меня-сейчас, но мне уже свойственны противные старческие оглядки на себя-моложе, себя-безупречнее, где трава зеленее, небо выше, люди чище, а запахи ярче. Что касается запахов — они действительно были ярче, и вот, вот у Ольги Фёдоровны зачин с запахами детства, и когда в небольшую эту поездку снова и снова вкрадываются детства эпизоды, то мне хорошо и щекотно немного, а когда восторженное про лампочку, про единство народа, про Ленина, вот это всё — ну не могу, я не знаю, откуда это впитано, но есть то советское, от чего как от лимонной кислоты, кривишься и плеваться охота, и вот, вот тут Ольга Фёдоровна и накислила.

Та самая полянка
А вот здесь уже лучше, потому что тепло. Вообще, книг теплота для меня важна оказалась чрезвычайно. Греешь, злишь (от зла тоже ведь жарко) — живите, странички, к вам эмоции, люблю эмоции, с умными книгами, где не лопатой по голове (или в живот целуют), а на тонкие сферы расчёт, не слишком у меня складывается, вообще не складывается (надумываешь).

Итак, тепло.
Игра в детство, игра в юность, милый, ми-лей-ший слон, загадывать "если сейчас ниточка не оборвётся, то Саша с третьей парты меня полюбит", только чуть глобальнее, и конечно же, всё будет хорошо, и понимать, что важно, а что не важно, и что жизнь — она всюду, всюду жизнь.

Всюду жизнь.

Когда я слышу слова Блокада, Ленинград, сразу всплывают документальные кадры, на которых Шостакович подписывает заглавный лист партитуры 7 "Ленинградской" симфонии. И еще один образ всплывает сразу же. Это Ольга Берггольц. Ее блокадные стихи. Сейчас я получила возможность познакомиться с ее прозой. Она - голос Ленинграда, человек, воспевший этот город. Женщина, бесконечно любящая свой родной город, его дома, улицы, жителей, живых и умерших. То, какие стихи она писала в самые страшные блокадные дни, демонстрируют ее силу, мужество и веру в победу. Ее голос на радио давал надежду людям, умирающим от голода и холода в самую жуткую блокадную зиму 1941-1942 гг. Я преклоняюсь перед ее мужеством и ее талантом.
Я бесконечно люблю свой родной Ленинград-Петербург, в котором прожила первые 14 лет своей жизни. Вот уже 10 лет я не живу там. Берггольц позволила мне посмотреть на мой город ее глазами, глазами блокадницы. Впервые на Пискаревское кладбище я попала, когда мне было 20 лет, в сознательном возрасте. Я ходила по этому огромному кладбищу и рыдала как ребенок. Уезжая оттуда я думала, почему многочисленные туристы стремятся в Эрмитаж, Петергоф, покататься на теплоходах и даже не думают, чтобы заехать и поклониться всем ленинградцам, погибшим в блокаду. Ведь во многом благодаря им Петербург стоит, величественный и прекрасный, не сданный врагу.

В "Дневных звездах" я увидела маленькую Лялечку, вспоминающую любимый Углич, в котором она с мамой с сестрой жила сразу после революции, дожидаясь возвращения отца с фронтов Гражданской войны. Я увидела необыкновенную любовь Оли Берггольц к своему отцу, который в блокаду спасал жизни Ленинградцев, нежность к истерзанному блокадой городу на Неве.
В сборнике "Говорит Ленинград" собраны выступления Берггольц на радио. Оказывается, театр у микрофона родился в Ленинграде, в блокаду, и перерос позже в театр им. Комиссаржевской. Много прекрасных стихов в этом сборнике, много историй о том, как тяжело жилось блокадному городу и как умирали люди, истощенные и почерневшие, как выживали,несмотря ни на что.

Так совпало, что эту книгу я начала читать 8 сентября. 8 сентября 1941 года замкнулось вражеское кольцо. Началась блокада. 8 сентября у меня день Ангела. Может всё не случайно?
Для тех, кто неравнодушен к этой теме, я рекомендую посмотреть документальные фильмы Сергея Лозницы "Блокада" и Александра Сокурова "Читаем блокадную книгу".

...Это не книга. Это настоящая находка!!! Читаешь, а кажется, что разговариваешь с автором, идешь с ним рядом и так же переживаешь его историю.  Ольга Берггольц. Ее блокадные стихи. Сейчас я получила возможность познакомиться с ее прозой. Она - голос Ленинграда, человек, воспевший этот город. Женщина, бесконечно любящая свой родной город, его дома, улицы, жителей, живых и умерших. То, какие стихи она писала в самые страшные блокадные дни, демонстрируют ее силу, мужество и веру в победу. Ее голос на радио давал надежду людям, умирающим от голода и холода в самую жуткую блокадную зиму 1941-1942 гг. Я преклоняюсь перед ее мужеством и ее талантом.