Памятное. В двух томах. Том 2

Через короткое время после подписания Московского договора состоялась очередная встреча с министром иностранных дел ФРГ, в нее закрался и веселый момент. Вальтер Шеель, улучив свободную минутку, сказал мне:

– А знаете, господин Громыко, у меня в семье прибавление. Родилась дочь. И я назвал ее Андреа. Есть такое немецкое имя. Но в данном случае это сделано в вашу честь. Мы сговорились об этом с женой.

Признаюсь, я несколько смутился. Но тут же решил отделаться шуткой:

– Такое решение, конечно, лежит целиком и полностью на вашей с женой ответственности. Тут стопроцентный ваш суверенитет. А в общем мне приятно было об этом услышать.

Германию расчленили не с Востока, а с Запада. В «Памятном» почти никто не цитируется, но в данном случае стоит изменить правилу. Не кто иной, как посол США в СССР Уолтер Беделл Смит признался, что «лишь револьвер, приставленный к груди, мог бы заставить западные державы отказаться от создания западногерманского правительства» [9] .

О советской позиции по этому вопросу говорят факты. 10 марта 1952 года советское правительство выступило с проектом основ мирного договора с Германией, в котором предлагалось восстановить ее как единое суверенное государство и обеспечить ему равноправное положение среди других стран Европы. Причем Германия получала бы право иметь свои национальные вооруженные силы для обороны страны, а также производить для них военные материалы и технику. Однако она должна была отказаться от участия в военных коалициях и союзах, направленных против любой державы, воевавшей против гитлеризма. Мы предлагали вести дело к скорейшему образованию общегерманского правительства, а также провести свободные выборы по всей Германии.

В ответ на наши предложения последовали удивительные с точки зрения здравого смысла реакция западных держав и, что было совсем непонятно, недовольство и даже раздражение Бонна. Здравый смысл окончательно изменил Аденауэру и его окружению. Вокруг советского предложения началась пропагандистская игра. В ее круговороте утопили воссоединение Германии.

Более грубого политического просчета в послевоенной истории не совершало ни одно европейское правительство. Пальма первенства здесь, безусловно, принадлежит Аденауэру. Паника и сумятица в ответ на советское предложение воссоединить Германию – вот какой оказалась реакция Запада. Исторический шанс был упущен. Более того, ФРГ стала частью антисоветского западного военного союза. Это был неумный шаг. Ведь необходимо помнить, что в момент, когда Бонн начал играть военными мускулами, Советский Союз и Германия все еще находились в состоянии войны, которое было ликвидировано только 25 января 1955 года Указом Президиума Верховного Совета СССР.

...Прошло время, и однажды во время официального визита министр иностранных дел Франции Ролан Дюма привез мне из Парижа сувенир.

– Знаю, что вы – любитель живописи, – сказал он, – и передаю вам эту картину Пикассо. Раньше не представился случай это сделать.

Пикассо умер в 1973 году, а наш разговор с Дюма происходил уже добрый десяток лет спустя. Он передал мне «Голубя мира» Пикассо. В углу картины стоит номер тридцать два. Номер художник ставил тогда, когда его просили повторить и снова нарисовать тот же полюбившийся людям шедевр. Он писал его еще и еще, проставляя на очередной картине последующий номер.

Таким образом, у меня дома висит тридцать второй оригинал знаменитого «Голубя мира».

Погода стояла холодная, дул сильный, пронизывающий ветер. Президент вышел из самолета в легком пальто, без головного убора. Сопровождавшие его лица тоже были одеты «по-парижски».

После коротких приветствий, видя, что Помпиду явно начинает поеживаться, мы с Л.И. Брежневым предложили ему одеться потеплее. У нас была приготовлена для него, учитывая погоду, меховая шапка.

– Возьмите, пожалуйста, голове будет теплее, – сказал я.

Президент категорически отказался и, лукаво подмигнув, кивая на фотографов и кинооператоров, сказал:

– У нас головные уборы не в моде. Что подумают обо мне французские телезрители?

Правда, позднее, уже в резиденции, вдали от назойливых журналистов, он ушанку взял и на короткие прогулки по заснеженному парку одевался вполне «по-русски».

Вскоре после того, как у Анны в 1053 году родился сын Филипп, она в честь этого события построила в Санлисе церковь Святого Винсента, на основе которой впоследствии было создано одноименное аббатство. В настоящее время в нем размещена школа. На портале церкви привлекает к себе внимание и сегодня скульптура изящной женщины в полный рост. Под нею надпись: «Анна русская, королева французская, основательница собора в 1060 году». Это – запечатленный на века образ Анны Ярославны. Мы стояли у этой скульптуры и мысленно говорили:

– Здравствуй, прекрасная землячка.

Лет двадцать назад я посетил в Париже советско-французскую выставку документов, относящихся к истории развития связей между нашими двумя странами. На ней выставлялась фотокопия письма Анны своему отцу.

Я заметил:

– Мне нравятся творения Давида, которые хорошо представлены в Лувре.

Пикассо сказал:

– Давид – один из великих художников Франции. Теперь, конечно, другие времена. Живопись и искусство в целом на месте не стоят.

Правда, меня несколько смутило то, что в Лувре не выставлялось ни одной картины Пикассо. Но об этом разговора с ним заводить не стал.

Несмотря на свой возраст – а родился Пикассо в 1881 году, – он выглядел очень подвижным человеком. Мне казалось, что для него трудно даже постоять на месте.