Плутарх. Сравнительные жизни

«Того, что посла­но роком, не одо­ле­ет ни огонь, ни желез­ная сте­на». -(Пиндар].

Никто и нико­гда не желал чего бы то ни было так страст­но, как Мар­целл — реши­тель­но­го сра­же­ния с Ган­ни­ба­лом. Об одном гре­зил он по ночам, об одном сове­то­вал­ся с дру­зья­ми и това­ри­ща­ми по служ­бе, об одном молил­ся — о встре­че с Ган­ни­ба­лом на поле бит­вы.

Ведь дик­та­тор не изби­ра­ет­ся ни наро­дом, ни сена­том, но один из кон­су­лов или пре­то­ров выхо­дит к наро­ду и объ­яв­ля­ет дик­та­то­ром того, кого сочтет нуж­ным. Отсюда и назва­ние «дик­та­тор»: «объ­яв­лять» по-латы­ни «дике­ре» [di­ce­re].

Ведь флей­та — миро­лю­би­вый инстру­мент, а мирт посвя­щен Афро­ди­те, кото­рая боль­ше всех осталь­ных богов нена­видит наси­лие и вой­ны.

Подоб­но тому, как Эпа­ми­нонд назы­вал Бео­тий­скую рав­ни­ну орхе­строй Аре­са, а Ксе­но­фонт Эфес — мастер­скою вой­ны, так, по-мое­му, вспом­нив сло­ва Пин­да­ра, Рим в то вре­мя мож­но было назвать свя­ти­ли­щем неукро­ти­мо­го вои­те­ля Аре­са.

Но более все­го огор­чи­ла Мар­цел­ла гибель Архи­меда. [...]
Мар­целл был очень опе­ча­лен, от убий­цы с омер­зе­ни­ем отвер­нул­ся как от пре­ступ­ни­ка, а род­ст­вен­ни­ков Архи­меда разыс­кал и окру­жил поче­том.

Сам неодо­ли­мый, он [Архимед], в той мере, в какой это зави­се­ло от него, сде­лал таким же и свой город [Сиракузы].

Мар­целл... посме­и­ва­ясь над сво­и­ми масте­ра­ми и меха­ни­ка­ми, ска­зал: «Не доволь­но ли нам вое­вать с этим Бри­а­ре­ем от гео­мет­рии [имея в виду Архимеда], кото­рый вычер­пы­ва­ет из моря наши суда, а потом с позо­ром швы­ря­ет их прочь, и пре­взо­шел ска­зоч­ных сто­ру­ких вели­ка­нов — столь­ко сна­рядов он в нас мечет!»

Он [Архимед] совер­шил мно­же­ство заме­ча­тель­ных откры­тий, но про­сил дру­зей и род­ст­вен­ни­ков поста­вить на его моги­ле лишь цилиндр с шаром внут­ри и над­пи­сать рас­чет соот­но­ше­ния их объ­е­мов.