Соглядатай. Отчаяние

Это было похоже на танец. Вел, конечно, сам Владимир Владимирович. Сначала я никак не могла попасть в ритм, мне не нравилась музыка, обстановка, наряды. К тому же после долгого путешествия в невесомости я еле держалась на ногах. Но только благодаря мастерству партнера, его таланту и очарованию, мне удалось преодолеть скованность и дискомфорт, и слиться с симфонией. О, как я танцевала! Как кружилась! Впитывала каждую ноту (а иначе и не назовешь), каждый звук, каждый удар.
Я позволила ненадежному рассказчику снова и снова обманывать меня, водить за нос, хитрить, уверенно прыгала в расставленные ловушки, с удовольствием сходила вместе с ним с ума.
Так бывает, когда пишешь книгу и в какой-то момент понимаешь, что книга пишет тебя. Твой главный герой постепенно завладевает твоим телом, мыслями, жизнью. Бросает высов своему создателю, борется с ним, как Иаков с богом. До самой зари.
А утром исчезают тени, призраки, двойники. Ты возвращаешься из своего литературного ада в ад реальности. В полном молчании. Самое время что-то сказать, произнести речь. Но ты не успеваешь - занавес.

В этот раз герои Набокова какие-то недостаточно отвратительные, как это было, например, в "Камере Обскура", хоть я и провела некоторую параллель между этими романами в своей голове. И за что мы все читаем Набокова? Правильно, за его стиль повествования, такой витиеватый, вкусный и в то же время простой понятный, такой узнаваемый.

История, заключенная в "Отчаянии" интересно изложена - от первого лица, с размышлениями, сбивчивыми мыслями. В таких произведениях можно проследить как герой сходит с ума. В романе Набокова я уловила обратный процесс. Герман, повествующий, к концу книги как будто обретает ясность мысли и понимание себя, хоть и сделать с ними он уже ничего не сможет. Возможно налет легкого сумасшествия объясняется самим фактом повествования от лица героя, тем, что герой записывает историю по памяти, а воспоминания наши никогда не бывают ясными. Законченность и целостность истории - удваивает прекрасность произведения, совершено преступление - вынесен приговор, все прозрачно.

Не лучшее, на мой взгляд, произведение Набокова. Как мне показалось — это роман-предтеча, если не сказать «отдых». С одной стороны, автор, несомненно, имеет право расслабиться, с другой — даже тут он почти моментально с головой окунает читателя в желчь своей иронии:

Кто-то когда-то мне сказал, что я похож на Амундсена. Вот он тоже похож на Амундсена. Но не все помнят Амундсеново лицо, я сам сейчас плохо помню.

Коммунизм действительно создаст прекрасный квадратный мир одинаковых здоровяков, широкоплечих микроцефалов, и что в неприязни к нему есть нечто детское и предвзятое.

Матери старинных княжеских родов, «глубокомысленные» замечания в духе «всякое лицо — уникум», пошлятина еле прикрытая «лёгкой, вдохновенной лживостью» (ведь главное — признаться, да ещё и в самом начале. Каноническое: «Да, я подлец, зато подлец честный!», и сразу всё хорошо, и сразу прощён), желание быть хоть кем-нибудь, но не собой ни в коем случае… и очень мне хотелось всем этим товарищам плюнуть в глаза. Необъяснимо.

Вообще, тема именно пошлости в этой относительно небольшой книжке раскрыта на диво великолепно: порой мне казалось, что Набоков не просто ставит на заду «сливок мещанства» тавро, он буквально топчет ногами всех этих глубокомысленных раздувателей ноздрей, ценителей разодранных детективов и прочую мелкую сволочь в лице вещистов и глупых себялюбцев.

Не лучшее у Набокова, но и это «не лучшее» стоит целых библиографий многих и многих, не вызывающих абсолютно никаких эмоций графоманов.

Герой романа "Отчаяние" отдалённо напоминает Родиона Раскольникова.
Любой преступник старается оправдать себя прежде всего в собственных глазах. И это самооправдание ни в коем случае не должно смягчать приговор.
Маленький жестокий человек возомнил себя божком на своём собственном Олимпе. Но пусть такие "подвиги" остаются на бумаге и не доходят до реализации.
Наблюдать за блужданиями ГГ было интересно. Не замечаешь сам, как ты его по-своему хочешь выгородить и понять, психопатия опасна даже в литературных персонажах.

Отношения с Набоковым складываются у меня всё хуже и хуже. Если сначала я хотела перечитать "Лолиту" и не смогла, то потом в отчаянии взяла "Отчаяние".

Перед нами ненадёжный рассказчик. Он сразу заявляет, что верить ему нельзя: "Я мог бы, конечно, похерить выдуманную историю с веером, но я нарочно оставляю ее как образец одной из главных моих черт: легкой, вдохновенной лживости".

И вот это мешало мне наслаждаться хитросплетениями сюжета. Ибо если это всё выдумка, то на кой мне читать? Но в итоге к концу книги всё стало более-менее понятно, финал хороший. Для читателя.

С Набоковым я знаком через общих знакомых, хороших людей с прекрасным литературным вкусом. Их хлебом не корми, дай похвалить Набокова, а я только и читал, что «Приглашение на казнь», «Соглядатай» и «Пнин». Причём с последним произошёл небольшой читательский казус, приводящий к необходимости перечитать. Но с перечтением я хотел бы повременить, ведь знакомый моих знакомых чуть-чуть мне знакомый, но только чуть-чуть, а хотелось бы иметь возможность для кайфа от совместного глубокого погружения в набоковофилию. Вот я и взялся за «Отчаяние», в состоянии прямо противоположном.
Стоит заметить, что и сам текст без учёта финальных двух глав совсем не об отчаянии. Там у нас позитив, планы, вера в себя, дар и безграничное высокомерие. Последнее остаётся с нами до конца, а вот всё остальное тает, как весенний снег, разбивается, как ласточка о стекло, напевая тему из «Реквиема по мечте» или чего-то там тематического. И на этих мокрых кровавых осколках в состоянии, вынесенном в заглавие, сидит герой, над ним, забрав у него всё, хохочет автор, предсказавший свой крах и потому непобедимый.
Главный герой – русский эмигрант в Германии. Чем он занимается или занимался не имеет значения, сейчас он пишет. Пишет не какие-то мемуары или дневник, а переносит в литературу, в письменный вид своё совершенное достижение, дар, посланный судьбой, план реализованный на все сто. В своём повествовании он не стесняется в похвалах самому себе и своему произведению; смело пишет о том, как бы мог писать и почему пишет именно так, а не иначе; объясняет структуру, оставляет место для вставок и описаний, временами случайно оставляет интересные ретроспективные заметки. Всё это на определённое время подталкивает читателя к подсознательному отождествлению главного героя с автором: слишком громко дублируются слова, предложения. И пока мы буквально ничего не знаем о Германе Карловиче, лицо Владимира Владимировича закрывает его собой. На экваторе происходит перелом. На первый план выдвигаются действия, мотивы. Герман Карлович убирает своего создателя за ширму, чтобы финал они пели дуэтом, на равных, завершая одновременно два произведения. И каждое из них о самоубийстве.
Высокомерие рассказчика уничижает всех, о ком он рассказывает. Стирает черты, превращает в никчёмные карикатуры, пыль у его ног. Поэтому собрать характер кого-то из второстепенных персонажей очень сложно, и в этом Набоков играет «в зеркало». Текст во многом о зеркале. О том, как узнавать себя в других и как не узнавать. Стирая чужие лица, ты удивляешься, что точно так же, не задумываясь, стёрли твоё, проигнорировали то важное и настоящее, над которым ты корпел.
Герман Карлович случайно находит похожего на себя человека, и у него зарождается план. О сути плана читатель узнаёт ближе к концу, потому что, по версии своего создателя, план идеален. Произведение отсылает нас к мистическим историям о двойниках и детективах о Шерлоке Холмсе. И то, и другое переворачивается с ног на голову и оборачивается самым непристойным видом. Так же и «Преступление и наказание». Роман постоянно искривляется и изменяется, поэтому долгое время сложно понять, что читаешь. Это часть характеристики гг. Это контекст, в котором он живёт и пытается писать. Веянии самоубийства юного Вертера заполняют совершенно не ту историю, просто потому что иначе рассказчик не умеет. Он даже не хочет, ведь он и без того лучший, и слог у него лучший, и план у него идеальный. Как оказалось, нет.
За историей Германа Карловича таится книга о написании книги. Где последние две главы постскриптум. Автор отправляет книгу в издательство. Ждёт решения критиков, а получает только негатив, оскорбления и непонимание, чтобы затем взять эту злосчастную книгу и перечитать на свежую голову, заметить ляп, гигантскую дыру в якобы идеальном творении. И ничего уже не изменишь, они уже под твоим окном.

Эта история про русского эмигранта, который проживает в Берлине, дела у него идут не очень, поработал гувернером, закрутил интрижку с замужней дамой, в итоге огрёб от мужа, обиделся на весь мир и решил ручки на себя наложить. Но если ручки не оттуда, то даже застрелиться ты нормально не сможешь)) пуля на вылет иии наш эмигрант думает, что он мёртв, а он не мёртв, очень даже живуч. И далее происходит что-то не понятное для меня, наш герой вроде как и есть, и вроде как и следит за кем-то, и даже влюбляется, а может у него крыша поехала, в общем только в самом конце ты начинаешь что-то понимать, в чем там дело. Не скажу, что мне понравилось, были хорошие моменты, это дело надо перечитывать, может быть, когда-нибудь.

Книга не понравилась.
Главный герой женат, живет в Германии, но по происхождению русский. И вроде все у него нормально, дела правда не всегда идут хорошо. Только однажды он встречает в одной из своих поездок человека и тут в его мозгу будто щелкает и он всерьез начинает обдумывать преступление. И все это сопровождается странными философствованиями.
Вообще герой очень странный, у него довольно своеобразные взаимоотношения с женой и к жене он относится крайне странно. И будто он считает себя кем-то исключительным. И вот вся книга - это по сути философствования героя, и то, что он предпринял для совершения преступления. Из плюсов хочется отметить язык, которым это все написано. Финал у книги, пожалуй, закономерен.
Это моя первая книга, прочитанная у Набокова, надо будет попробовать еще что-нибудь прочитать.

Прочтение данной книги — попытка доказать себе, что я очень придирчивая и все не так плохо. Дать шанс Автору, уважаемому рассказчику и почитаемому маэстро слова. Ну, как его многие величают.
И все-таки Набоков — это совсем не мое. Что нашумевшая "Лолита", что это его "Отчаяние"... просто мимо. Вычурно-витиеватые предложения, снисходительный, снобский тон повествования. Пренебрежение ко всему. Читать невероятно трудно: самолюбование главного героя (и красавец, и состоятельный, и имеет в арсенале 25 разных почерков, такое чувство, что у него даже в анусе припрятан рояль), предложения на страницу, перепрыгивание с темы на тему. Сюжет как-то прохладно воспринимался, хотя я надеялась, что вот-вот сейчас-то меня точно унесет и мои страдания окупятся. Увы, не христианка, Иисус страдал зря.

Никому не советую читать. Что люди умудряются найти в этой книге — для меня загадка. Может быть, их тоже одолевает "набоковское отчаяние" и они видят то, чего нет.

Дивный человек, этот мой любимый Набоков. Как будто испытывает мою любовь к себе – а если я к тебе повернусь вот такой стороной, will you still love me? Если вообще начну писать по-английски? Если вставлю кучу французских слов посреди страницы, как в ненавистных тобой классических книжках? А если сделаю протагониста еще более отвратительным, чем порицаемый всеми Гумберт Гумберт? Если ты не сможешь понять, зачем сюжет развивается в эту сторону? Если не предоставлю тебе ту восхитительную по своей изящности и непредсказуемости концовку, что ты так любишь? Will you still love me?

Конечно, я приму тебя и с твоими недостатками – даже в таком хмельном и попустительском состоянии, ты все так же умопомрачительно остришь, заставляя мое сердце таять:

И даже когда в десятый раз рассказываешь мне один и тот же анекдот – что-то про двойников, шпионские игры, кружок русскоязычной интеллигенции в изгнании и вечно недоступное искусство:

В конце-концов, полюбила же я тебя за то, что мы во многом так похожи. Пусть и за общим столом, куда нас с тобой пригласили общие знакомые (читай: когда советую эту книжку другим), чувствую себя в твоей компании крайне неловко – я-то знаю, сколько в тебе глубины и нежности ко всему живому, а ты решил прийти в этой дурацкой маске паяца.

И никто не понял то самое лучшее, что ты сказал в этой книге - оно понятно только мне; другим и не видно было этих слов за твоими остротами, и смысла их брать в свою жизнь никакого. Для меня это – твои альтернативные начала глав.

В общем, я прочитала, потому что соскучилась. Спасибо, что был в этот вечер со мной. Пусть даже таким вызывающе-развязным.