Белые ночи. Бедные люди. Преступление и наказание

Мое знакомство с творчеством Ф.М.Достоевского состоялось несколько недель назад, хотя имя этого автора уже давно было у меня на слуху. "Преступление и наказание" - это первое серьезное произведение такого плана для меня, книга, вошедшая в знаменитое пятикнижие писателя.
Произведение мне показалось психологически тяжелым, но в то же время абсолютно гениальным. Книга заразила меня своей болезнью, своими желтыми цветами, своей обратной стороной Петербурга. Достоевский заставляет переосмыслить многие вещи. Для него не существует границы между добром и злом. Свидригайлов одновременно является негодяем и добродетелем. Раскольников - убийца, страдающий муками совести, который понимает, что убийство не стоило того, что он получил. Соня имеет дурную славу, хотя Раскольников считает ее святой, а читатель проникается к ней симпатией и жалостью. Дуня - символ чистоты и непорочности, но все же и она могла стать убийцей, выстрелив в Свидригайлова. Все это вызывает определенные размышления. Что есть добро и зло? Как их разделить в реальном мире? Достоевский объясняет - никак.
"Преступление и наказание" вызвало у меня противоречивые чувства, но в общем понравилось. Прочитать это произведение несомненно стоит каждому.

Я ненавидела русскую классику. Пушкин был везде. Пушкин, Пушкин, Пушкин. Нет, были и другие, но в основном Пушкин. Я долго не решалась начать, наконец, знакомиться с русской классикой, с её авторами и попытаться насладиться. Она мне обязана нравится! Не всё же мне зачитываться худ. литературой. Зачем, спросите вы, мне любить русских классиков? Я решила пойти по пути литераторов – сдавать литературу и поступить на филолога.

Да и как можно любить литературу, обсуждать её (а я, несомненно, любила и люблю) и при этом ненавидеть русских классиков? Наконец, решилась, ура. Я выбрала Достоевского. Мы с классом ходили в театр именно по этому роману, так что сюжет мне был знаком.

Первые главы. Всё было скверно. 932 страницы – первое, что меня испугало. Я ведь надеялась максимум за недельку прочесть. А тут русская классика да и ещё почти на 1000 страниц!

Да, читала я долго. Кажется, с начала июля и до его конца. Я читала Достоевского так, как обычно привыкла читать современную прозу, поэтому он так тяжело дался. Но вот более трехсот страниц и – не поверите - я стала наслаждаться! Наслаждаться чтением так, как никогда не наслаждалась чтением той же прозы. Язык, сюжет, характер. Сами слова приводили меня в экстаз, несоизмеримое удовольствие. Мне было тяжело начать читать новую главу и невозможно было оторваться перед следующей. Я была там, в этой атмосфере города, и реальности уже не было. Ничто не могло отвлечь меня. Да, я полюбила этот роман.

Мы в Санкт-Петербурге, наблюдаем за жизнью Раскольникова, его семьи, его окружением. Он решается на убийство, он беден. Каковы же были причины? Мне кажется, только бедность. Раскольников тщеславен, заносчив, самолюбив, он действительно циник и боится смерти, любит жить, хочет жить, и осталась гордость после убийства. Тяжело понять его характер, его мотивы. Но может, он действительно тогда великий человек и не сдуру возомнил себя Наполеоном? Пусть не раскаивается за убийство, - его можно понять. И совершая добрые дела, его можно понять. Он ненавидел людей, да, но может, он ещё питал надежду? Что не всё в этом мире ещё сгнило. Несомненно, что он – циник. Но это ведь лечится любовью, а он полюбил.

Достоевский пишет так, как будто это – реальная история, и такой человек как Раскольников и впрямь жил в таком-то году в Санкт-Петербурге, и убил он, и сидел он, и полюбил. Он пишет нейтрально, справедливо. Нет ничего лишнего. Никаких преувеличений или преуменьшений: «И слезы градом полились» и всё в таком духе.

Эти терзания героев, описываемые автором, их характеры - это всё есть в жизни. И я почти согласна с мнением Раскольникова про деление людей на вошь и Наполеонов. Почти.

Я теперь не знаю за что взяться. Надо продолжить классику, но чем продолжить – не знаю. Тургенев ли, или Шекспир (что сейчас будет уместнее всего), или продолжить с Достоевским? Как-нибудь да решу. Спасибо Ф. Достоевскому за его «Преступление и наказание» - чтение доставило удовольствие.

P.S. любимый герой после Раскольникова – Свидригайлов. Полюбила я его, его характер, его ложь, его слабость.

Мало найдётся романов, в которых название до такой степени было бы связано с содержанием. Всё у Достоевского вертится вокруг предтупления и наказания, причём преступники у него совершенно разные, разное они в итоге и получают. Вот Соня Мармеладова - преступница поневоле, без вины виноватая. Пожертвовала собой ради других, а значит преступление её заслуживает только божьего суда (неслучайно Соня в романе главный проводник христианских идей) и наказание будет милосердным. Вот Родион Романович, который, каких бы оправданий он себе не измышлял, убил по собственной воле, для себя. А значит, должен в конце покаяться и наказание получить вполне конкретное - в Сибирь, в Сибирь! Но, как мы знаем, он не потерян для новой жизни - в конце происходит прозрение и возрождение. И наконец те, кто толкает на преступление других, как старик Мармеладов. Его ждёт самое суровое наказание - смерть. Жестоко, но - в системе ценностей Достоевского - справедливо. Каждому воздастся по делам его.

Само написание рецензии к этому произведению кажется мне затеей безумной. Это всё равно что доверить на хранение какому-нибудь прожженнуму коммунисту тело Ленина или начинающему сюрреалисту подарить подлинник картины Дали. Однако я всё же рискну и попытаюсь сказать что-нибудь внятное.
Начну с того, что произведение уникально своей психологической нагрузкой и психологическим анализом. Достоевский будто знал каждого из своих героев лично и анализируя перелопатил каждую молекулу их мозга. То как он изображает людей, то какие колориты он показывает в персонажах, то каким он представляет нашему воображению Петербург - это всё УНИКАЛЬНО, продуманно, взвешено.
Отсутствии какой-либо банальности, слащавости, бульварности, максимально реалистично и в тоже время высокохудожественно. Кроме того, здесь задается важный вопрос, касающийся каждого из нас, обуславливается выбор - страшный выбор "Тварь я дрожащая или право имею". Подтверждение или развенчание теории Раскольникова - это случай сугубо индивидуальный, кто под что заточен - момент над которым стоит очень серьезно подумать.
Противоречивые неоднозначные образы, такие как проститутка, являющая собой образ благородного и почти святого человека. Нет этих чётких, топОрно обрубленных границ между добром и злом. Всё неоднозначно, над всем нужно долго и тщательно думать.
Замечательно

Скучновато, честно. Вместо романтики - пара тоскующих одиночек, которые четыре ночи мямлят о жизни у петербургских каналов. Мечтатель (26 лет, вечный нытик) и Настенька (17, «люблю другого, но вас тоже как бы...») заводят странные отношения в стиле «мы друг другу не нужны, но пока рядом нет никого». Диалоги - вода водой: философствуют о несбыточном, а потом расходятся, как корабли в тумане. Романтики ноль: герои больше похожи на пациентов групповой терапии, которые случайно встретились в парке.

Почему засыпаешь?

Нет динамики: вся повесть - это разговоры на лавочке с попытками выжать эмоции из пустоты.

Герои не вызывают симпатии: он - инфантильный мечтатель, она - девочка, которая сама не знает, чего хочет.

«Белые ночи» - не про любовь, а про то, как одиночество заставляет цепляться за первого встречного.

Итог:  Если хочется «Белых ночей»: послушайте майский дождь за окном, налейте чай с лимоном и попробуйте полчаса поговорить с котом/собакой о смысле жизни. Эффект тот же, но времени потратите меньше.

Раскольников...
собрался? мы тебе все расчистим - иди, поведем...
топор? дворника нет - бери
идешь, межуешься? а твоя теория, а ты кто? знаем уж...
двор? свободен, смотри, все пусто, дело только за тобой...
свершено, так мы тебе еще одну, готовили-с, тут уж мы порезвимся, хех, ведем
вторая - свершено, все? нет
и отпустим тебя, да, чтобы и тебя забрать или кого другого, а теперь то уж точно...
беги... и здесь тебе расчистим, хитро
ТАК КТО, кто убил? - Так вы и убили-с...
ну уж теперь подвинься, батенька... загнездимся, всегда рядом будем

Свидригайлов...
тут уж занято, наше, маска... журнал, такиииие полотна Босха, тут уж мистика-с, тут уж уютно и вьемся

Перечитал в очередной раз «Преступление и наказание» — всё-таки нуждается душа в здоровой пище. И, как обычно бывает с Фёдором Михайловичем, окунулся в совершенно новое произведение с новыми смыслами. Там много открылось в мелочах, и об этом тоже интересно говорить, но есть и фундаментальное. Идея Раскольникова.

Мы наизусть знаем, что Родион убивает и грабит из-за идеи. Дескать, может человек принадлежать к такому наивысшему рангу мировых благодетелей, в каком уже нельзя предать свою миссию — и если кто мешает, нужно помеху устранить. Потому что, споткнувшись на малом зле, не сотворишь великого добра. Мы знаем, что Раскольников мучается этим вопросом до «эксперимента над собой» — и совсем уж невыносимо мучается после. Да, так. Но у Достоевского, как всегда, тоньше.

Родион не формулирует идею до преступления. И совершенно не рефлексирует над ней после. Да, он изложит её потом — но только с подачи Порфирия Петровича и именно в тех терминах, которые приведёт следователь. Только здесь сложится система. Извне. Только тут, загнанная в клетку определений (не своих, подчеркну, определений), мысль Родиона станет ужасающей. Только в этой клетке мука Раскольникова получит и голос, и слог... И что же? Ведёт это к раскаянию? Нет, Достоевский точен и честен: не ведёт. Мучения — не оформленные мучения души — просто превращаются в мучения слов. В бичевание себя словами. В раздрай ума при заглушённом сердце.

Диалектика, выточенная как бритва, сечёт Раскольникова, не оставляя места пониманию. Неопределимая болезнь бомбардируется картечью само-диагнозов, естественная лихорадка — состояние, когда радуется лихо — упрятано в тень определений... Фёдор Михайлович предельно точен: в рефлексии над иллюзиями смыслов невозможно покаяние сердца. Невозможен выход в нерефлексирующую любовь.

Так в сне о клячонке мужики, обращённые в прошлое — образ мертвящих ожиданий ума, свойственных только человеку, начиная с Каина — требуют, чтобы лошадка (живое творение), как прежде, пошла вскачь. А не идёт — так они секут её по глазам. Чтобы не видела больше, чем развёрнутоголовые они.

Да, в клетке рефлексий можно растерять семью и друзей, можно возненавидеть и даже пресечь жизнь (а в таком желании Родион признается Дуне), но нельзя вернуться к жизни. Здесь, как ни крепись, а придётся умереть для прошлого, припасть к земле, «полюбить снова жизнь от самого грунта». Придётся раскаяться не в деяниях прошлого — в привязке отживших мыслей к настоящему будущему.

Здесь станет ясна глубина воздействия, которое вложил Достоевский в образ Порфирия Петровича. Именно следователь, заставивший сначала Родиона остудить идею до определений, загнавший ум его в беличье колесо смыслов, выведет затем к бессловесной правде. «Вас, может, Бог на этом и ждал. Да и не навек она, цепь-то», — скажет он. Скажет — и поднимет над рефлексией в область, откуда виден путь целиком. «Станьте солнцем», — прибавит он в объяснение.

Родион не раскается «в бытовом смысле». Да в этом и не было бы смысла. Он будет думать об идее — и «ожесточённая совесть его не найдёт никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху, который со всяким мог случиться». Промах — единственное живое слово в предложении. Единственное, которое сливает жизнь воедино, не отделяя прошлое от вечного. Он будет думать — и мужички будут так же ненавидеть его, как, рефлексируя, ненавидел себя он сам. Лишь соприкоснувшись с вечностью — «до Авраама и стад его», — и с любовью вечной Сонечки, пока мир стоит, Родион переменит жизнь. Лишь здесь начнётся новая история, «история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью».