Михаил Александрович Шолохов. Собрание сочинений в 9 томах. Том 8. Ранняя проза. 1925 - 1927 гг. Очерки, статьи, фельетоны, выступления. 1923 - 1958 гг.

Очень жесткий по своему содержанию рассказ. Его чтение вызывает внутреннюю дрожь и протес: так не должно быть. Гражданская война расколола много российских семей на два непримиримых лагеря. Такое случилось и в работящей семье донских казаков, о чем с большим художественным мастерством и поведал читателям Михаил Шолохов, не навязывая им своего мнения, а словно пытаясь найти ответ на непростой вопрос, который возникает и никак не может быть найден однозначный ответ до сих пор: «Может ли брат поднять руку на родного брата во имя идеи?».

Я не большой фанат Михаила Шолохова, по не понятным мне причинам.
Эта книга не вызвала во мне бурю восторгов, но и скучной не показалась.
Как программное произведение 11 класса школы оно было достаточно информативным и показательным.
Как обстоятельства могут изменить твои взгляды на жизнь?
Как привычки, взращиваемые годами, могут помешать построить новую жизнь?
Как можно чистой родительской любовью обласкать чужого, враждебно настроенного человека и, не получив искренней взаимности и отдачи, быть довольным своим выбором?
Книга о простых людях, открытых и честных.
Заставляет задуматься о своих переживаниях, об искренности своих действий.
4/5
Рекомендую любителям классики и людям,увлекающимся книгами с глубоким философским смыслом.

Вы помните формулировку Нобелевского комитета о вручении Михаилу Александровичу премии по литературе в 1965 году?

Очерк писателя, выпущенный ещё в тяжёлый послевоенный 1948 год в серии "Библиотека журнала "Огонёк" скажет вам больше, чем тома истории, чем современный интернет, чем многочисленные бравурные политические лозунги. Можно даже не знать его знаменитые книги, в которых жизнь простого советского человека представлена без прикрас, реалистично, но этот очерк, пожалуй, сейчас надо ОБЯЗАТЕЛЬНО ВКЛЮЧАТЬ В ШКОЛЬНУЮ ПРОГРАММУ!

Талант писателя здесь проявляется в умении органично соединить две жизненные истории, обрамлённые вступлением и заключением.

Первая о путешествии писателя в 1930 году из Миллерово в Вешенскую. Конечно, острая тема коллективизации, рассказанная возницей Прокофьевичем, не может оставить равнодушным; уж так откровенно и просто говорит он о том переломном времени.

— Я востро кругом гляжу! В колхоз и меня приглашают, по достатку я самый что ни есть колеблющий середняк: пара лошадей и немудрящая коровка — все имущество. Но только раз уж я колеблющий, как меня на собраниях обзывают, то я и хочу приглядеться как следует к этому колхозу, а сторчмя головой в него кидаться — все как-то не того… не очень, чтобы…

— Страшновато?

— Нет, на испуг я неподатливый, а опаску имею. На всякий случай имею. Ты вот лучше скажи: какой жизни надо дюжей опасаться, колхозной или единоличной? Боюсь ошибку понесть, потому что смолоду ученый и знаю: иной раз беды ждешь с одной стороны, а она на тебя — шасть — с другой, ну, и будь здоровенький!

Но ведь наш Прокофьевич не себя первым номером ставит, а свою половину, без которой и жизни - то нет.
Ночлег же путников привёл в дом стариков, возле хутора Нижне-Яблоновского, что недавно в колхоз вступили. Да, тяжело даются все преобразования и сколько тут неоднозначного.

— Старикам сроду сладко не спится, а по нынешнему времени — вовсе. Ведь вот кое-кто из служащего народи легко думает об нашей хлеборобской жизни, а понапрасну так думает… Недавно был у нас на хуторе приезжий один, уполномоченный человек из района; как раз пригнал я свою скотину сдавать в колхоз, он и говорит: «Теперь, папаша, воздохнешь ты свободно! Никакой заботы у тебя не будет. Скотину тебе не убирать, об корме для нее не печаловаться. Зимним бытом тебе только и дела будет: поел — да на печь. Разве что весной или в уборку поможешь колхозу по своей силе-возможности».

Легкий человек по-легкому и рассуждает. Неужели я в колхоз вступил, чтобы дармоедом быть? Работать мне все одно надо, пока на ногах держусь, пока сила в руках есть, иначе я без дела от скуки ноги протяну! А по его разумению выходит так, что отдал я в общие руки скотину и вроде перекреститься должен: дескать, слава богу, избавился от обузы! Нет, не так оно получается. Отвел я коня, быков отвел на общественный баз, арбу сдал, бричку на железном ходу, два ярма, всю конскую упряжь, и вот теперь то ли живу я, то ли не живу, сам не пойму, но только белый свет для меня как сквозь туман светит…

Вторая история уже осенью 1947 года. Возвращался Шолохов из Сталинграда в свою станицу и заночевал неподалёку от Калача в том единственном домике, где свет горел.

Незатейливая история, вобравшая в себя, как в капле воды, всю историю нашей страны, вынесшей на плечах вот таких людей тяжёлое бремя испытаний войны. Но ведь испытания с Салютом Победы не закончились и ежедневно (зачастую и еженочно) идёт битва за урожай.

Потому и ночка выдалась у путников беспокойная, ведь заботы председательские бесконечны.

— Беспокойно живем. Хозяйство у нас большое, дела много, вот ночушки и прихватываем. Но сейчас вы позорюете как следует, беспокойства для вас больше не будет, я ухожу: у нас заседание правления колхоза.

Я посмотрел на часы: была половина пятого утра. Шофер рассмеялся:

— Кто же это начинает заседание в пятом часу утра?

— А как же ты думал, сынок? Днем все члены правления в разгоне: один хлеб отгружает, другой — в полеводческой бригаде, третий поедет в Сталинград запчасти для машины добывать, мне тоже на заре надо в поле попасть. Вот и порешили собраться пораньше, накоротке обсудить наши дела. У нас у всех одна думка: как бы поскорее колхоз поднять на ноги. Хуже других мы жить не собираемся!

Слово о Родине.
Что ж, сколько сказано - пересказано, сколько жизней отдано, сколько пота пролито, а другой для нас нет и не будет.
Читая очерк сейчас, осенью 2024 года, невольно проводишь параллели между тем временем и нашим. Сколько общего!
Как точно Шолохов сумел выразить сущность вражескую, которая нисколько не изменилась, лишь стала более изворотливой.

Самый хищный в настоящее время американский империализм по-паучьи, особенно мерзостно раздулся после второй мировой войны. Ему грозят неотвратимо приближающийся экономический кризис, пробуждение и нещадный гнев обманутых масс трудового народа Америки.

Чтобы отвлечь внимание этих масс от положения в своей стране, чтобы найти выход из тупика, они, американские империалисты, ищут своего спасения в войне. Они пытаются привить своему народу захватнические чувства, отравленной, лживой пропагандой разжигают в нем стремления к «завоеванию мира», они всячески стараются возбудить ненависть к нашей родине — стране, не так-то уж давно спасшей мир и цивилизацию от немецкого фашизма, главари которого некогда так же идиотски мечтали о мировом господстве…

И, конечно, спрашиваю себя о том, что будет дальше.
Ответ мой полностью совпадает с гражданской позицией Михаила Александровича.
Россия была, есть и будет, несмотря ни на какие испытания.
А всем, кто сомневается и дал твёрдый ответ писатель в этом нестареющем очерке.

В прошлом году на Дону я видел символическую картину: полузасыпанный окоп, рядом — немецкая каска, в окопе — прикрытый истлевшими серо-зелеными лохмотьями полулежащий скелет убитого гитлеровца. Карающий осколок советского снаряда рассек ему лицо. Рот его с выбитыми зубами был полон плодородного чернозема. Из него уже тянулась к стенке окопа курчавая веточка повители, унизанная голубыми и .розовыми цветочками.

Да, у нас много плодородной земли. И ее с избытком хватит, чтобы набить ею рты всем, кто вздумает перейти от разговора о тотальных схватках к действию.

Рассказ, совсем небольшой, буквально на полчаса. Если читать самим и того быстрее. Но сколько же чувств он вызывает!!! И очень тяжело о таких произведениях писать. Потому что слов нет, чтобы описать те чувства, которые он вызывает. Наверное, для этого нужен талант, равный таланту Шолохова. Бесконечно поражаюсь этому писателю. Ему одинаково подвластны и большие формы, и рассказы.
Рассказ настолько выверен по содержанию, нет ничего лишнего, все на месте.
И время, страшное время, время братоубийственной гражданской войны. Брат на брата, сын на отца. Во вступлении к чтению рассказа (это была радиопередача) про роман Тихий Дон было сказано, что он не красный, и не белый. Вот так и этот рассказ: не белый, и не красный. А настолько человеческий и человечный! И как нельзя лучше показан русский человек, если он не озлобившийся, то он милосерден. Не может видеть как умирает мальчишка девятнадцатилетний, пусть и с той стороны, которая убила единственного сына. И кончается рассказ очень горько, не приглажено, как сама жизнь. Вот казалось бы: ну закончи по другому, чтобы не так жалко было старика, но нет...

Насколько точно сформулировано: невыплаканное слово, само рыдание внутри. И сжимается от этого все внутри, тем более, что читает Вишняков, не читает, а рассказывает, вроде как рассказывает сам старик, так, что усиливается эффект произведения во много раз. Хотя куда уж усиливать.
Это не литературное произведение, это сама жизнь. Какое горькое время, такая и жизнь. Горькая, выворачивающая всю душу наизнанку.

Поселок Даниловки насчитывает полторы сотни домов. Вдоль реки стоят дома зажиточных хозяев. А дальше на пригорке так, домишки. Там итак победнее люди селились, а еще беда приключилась. Пожар спалил дома со всем хозяйством и инструментами. А следующий неурожайный год вообще людей по миру пустил. Кто-то в зажиточные дворы своего же поселка на работу устраивался.

Герой рассказа Федор, шестнадцатилетний парень. Он жил с родителями в небогатой части поселка. Его отец Наум Бойцов был мужчина работящий. Умел так вести хозяйство и изловчиться, где нужно, что семья не голодала даже в самые лихие годы. Богатства не было, но и нужды не испытывали.

Отец скоропостижно скончался. И все в семье переменилось. Федор с матерью с помощью соседа пшеницу посадили. Но всходы были плохие. И мать приняла решение

• Иди, сынок, нанимайся к добрым людям в работники, а я пойду по миру...- сказала как-то мать. Может, через год, через два наскитаемся, деньжонок на лошадь соберем, а тогда уж своим хозяйством заживем...

  В тот же день нанялся парень к самому богатому хозяину соседнего поселка. А условия тот поставил такие: полтина в месяц (полрубля), пропитание, а вот одеваться и обуваться Федор должен сам.

  Начались трудовые будни юноши, которые больше походили на каторгу. Работать его заставляли с раннего утра допоздна без выходных. Кормили очень плохо, каждым куском попрекали. А вот то, что было на Федоре, быстро износилось. Да и денег не давали. Но все заканчивается, когда приходит пора убирать пшеницу. Тогда хозяин нанимает группу рабочих, и Федор видит, что его все это время обманывали. Да нет, просто издевались. А работники, знающие, что они находятся в выгодном положении, и едят за троих, и выпивают, и хозяину грубят. И все это за 5 рублей в день. А Федор батрачил за 50 копеек в месяц. Тогда решил он по-хорошему уйти. Денег попросил выплатить. Хозяин как раньше запугивать его стал, но получил от горячего парня по роже.

• Я тебе вот что скажу,- начал зубарь, похрустывая огурцом,- иди ты напрямки в хутор Дубовской, там комсомолистовская ячейка. Ты к ним, они защиту дадут.

  Там ему посоветовали обратиться в суд и помогли. Да еще к себе приняли. Суд парень выиграл. Начал разбираться в своих правах. И началась его общественная деятельность. Вернулся обратно, устроился к адекватному хозяину, который за хорошую работу платил и корил с благодарностью. А свободное время потихоньку начал собрания с другими наемными ребятами устраивать. Сначала объяснял, что нужно договор заключать и адекватную плату просить. А потом и к хозяевам пошли.

  Доброе дело сделал Федор, сам тумаков нахватал, а для молодого поколения сделал возможным будущее. Если бы так их продолжали эксплуатировать, почти в рабах держать, то поломали бы им судьбы.

  Здесь нет такого сильного деления на плохих богатых и хороших бедных. Сюжет очень хороший. Характеры прописаны яркие. Хозяин Федора – это жесть. Когда говорит, аж неприятно становится. Так умело нарисован, как Иудушка прям.

Мне очень понравился этот антивоенный рассказ, даже подумалось, вот бы и сегодня солдаты повылазили из окопов и вот так по душам поговорили. У меня еще свежи в памяти великолепные романы Анри Барбюса, где такой же солдат в Первую мировую сидит в своем окопе и борется с заедающими его вшами. Месит эту глину под ногами и тоже непонимание для чего и ради чего он там сидит, за что воюет, и он так же сильно скучает по дому и мирной жизни. У Шолохова таким солдатом является донской казак, с особенностями выговора и красноречием, и случай как раз из той же войны четырнадцатого года.

Это короткий рассказ но очень яркая история, читается на одном дыхании, так ладно рассказывает казак как они с австрийцами общий язык нашли. Долго томились они в окопах зная от офицера только о том что, враждующие стороны на разных языках говорят, от того мол и воюют. Это очень распространенное недоумение о причинах и мотивах Первой мировой у простых солдат, подтвержденное историками, подчерпнутое конечно не только из художественной литературы в которой нашло отражение, но и в рассказах реальных участников. Люди бунтовали, сложно поддавались внушению и мотивации, ибо объяснить происходящее просто и понятно не получалось, выходило что умирали за какого то принца, который к тебе не имеет никакого отношения.

Герой рассказа - казак Майданников, например, прошедший жернова войны, сделал свои выводы и других войн не страшиться. Просто людям необходимо найти общий язык, а он обязательно найдется, например мозоли на руках, тоже очень красноречивый знак. Это и есть тот самый один единственный язык, общий у людей одного сословия. Ибо что могут делить рабочие люди которым чужой земли не нужно, им бы на своей работать и мирно жить с семьей. И вот на таком примере общности казак и предлагает находить понимание и договариваться с людьми, а не воевать. Мысль простая, но очень важная и глубокая. Нет у работяг причин для уничтожения друг друга, да еще не на своей земле, и не за свои интересы, а за чужие и чуждые им.

А начался в рассказе диалог на почве общего сострадания к животному, в данном случае лосю, когда зверь застрял аккурат между враждующими. И решили люди общими усилиями сделать хорошее дело, а там и договорились, и даже без знания языков, на мозолях.