Избранное

Ужасно подумать, что механизм кристаллизации идеи один и тот же у
палача и поэта, подобно тому, как желудок людоеда и нормального человека
принимает еду с одинаковой добросовестностью. Но если вдуматься, то, что
кажется равнодушием природы человека, может быть следствием высочайшей
мудрости его нравственной природы.
Человеку дано стать палачом, так же, как и дано не становиться им. В
конечном итоге выбор за нами.
И если бы желудок людоеда просто не принимал человечины, это был бы
упрощенный и опасный путь очеловечивания людоеда. Неизвестно, куда
обратилась бы эта его склонность.
Нет человечности без преодоления подлости и нет подлости без
преодоления человечности. Каждый раз выбор за нами и ответственность за
выбор тоже. И если мы говорим, что у нас нет выбора, то это значит, что
выбор уже сделан. Да мы и говорим о том, что нет выбора, потому что
почувствовали гнет вины за сделанный выбор. Если бы выбора и в самом деле не
было, мы бы не чувствовали гнета вины...

Искусство недосказанности – одно из самых неподвластных разуму: интуитивных. Недосказывая, надо недосказать так, чтобы воображение, перепрыгивая с камня на камень, не бултыхнулось в реку. Но и расстояние между камнями должно быть достаточно большим, чтобы прыжок ощущался как истинно захватывающий дух, истинно рискованный, и тогда он по-настоящему встряхнет, взбодрит нас.
Иными словами, можно сказать, что недосказанность в искусстве – это не река, уходящая в песок, а река, впадающая в Лету.

"Школьный вальс, или Энергия стыда"

Коля ушел, но многочисленная родня его оставалась дома. И когда мать зашла в его спальню, куда она обычно заходила по утрам, чтобы прибрать ее и по запахам определить, где кутил ее сын и сколько он выпил, и вдруг обнаружила в постели сына женщину, старуха завопила. Этого еще не бывало, чтобы ее единственный сын, Коля Зархиди, приводил русскую женщину в честный греческий дом. На шум сбежалась родня, дюжина кривоногих и патриархальных приживалок.
Даша проснулась и попыталась привстать, спросонья улыбаясь улыбкой гимназистки, вспоминающей свой первый школьный бал. На самом деле она старалась вспомнить сны этой ночи. Выражение лиц и шум, поднятый женщинами, постепенно привели Дашу к враждебной яви. Она сделала еще одну попытку привстать и даже в самом деле села на постель, удивленно оглядывая женщин и вслушиваясь в их враждебное лопотание.
– А мы с Колей решили, – начала было она, всплеснув одеялом, и вдруг забылась, обдав женщин сладостной чумой наспанного греха.
– Дьяволос! – закричали они и, путаясь в дверях ногами, ринулись из комнаты.