Жизнь взаймы

Мне пора идти, – сказала Лилиан. – Вы часто произносите эти слова, – заметил Пестр, – они делают вас неотразимой. Это ваша любимая фраза. Лилиан взглянула на него. – Если бы вы только знали, как мне хотелось бы остаться, – медленно сказала она.  – Я согласна быть бедной и одинокой, только бы остаться! Остаться! Все остальное – ложь и мужество отчаяния.

Она облокотилась на стол. – Ты многому научился во время войны. Правда? – Очень многому. Ведь почти всегда война.

Счастье? Как сузилось это беспредельное слово, сиявшее некогда в моих мечтах. Счастьем стали казаться нетопленая комната, кусок хлеба, убежище, любое место, которое не обстреливалось.

Счастье? В какой жалкий комочек превратилось это слово, когда-то такое сияющее, столь необъятное!

Уйти не всегда проще всего. От себя-то не уйдёшь.

— Тогда почему я тебя люблю?
— Потому что под руку попался. И потому, что ты любишь жизнь. Я для тебя просто-напросто безымянный кусок жизни. Это чертовски опасно.
— Для меня?
— Для безымянного. Его можно кем угодно заменить.

Чем убиваться от бессильной ярости, не лучше ли попробовать приспособиться, сжиться?

Но сострадание — плохой попутчик, а уж как конечная цель маршрута и вовсе никуда не годится.

Дым перестал идти. Клерфэ зажег сигарету. По непонятной ему причине он не хотел закуривать до тех пор, пока из крематория поднимался дым.