Собрание сочинений в 22 томах. Том V. Война и мир. Том 2

31 декабря, накануне нового 1810 года, в сочельник, был бал у Льва Кирилловича Нарышкина, екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус, Коленкур и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции.

– Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.

…мысль об обязательстве, связывающем ее и лишающем ее главного удовольствия – думать о том, что каждый встречающийся мужчина может быть ее мужем, тяготила ее.

В отношении мужчин у ней было чувство, похожее на чувство распорядителя охоты, оглядывающего ружья – заряжены ли они? Заряжено, курок действует, есть порох на полках – хорошо. Так ждите, когда я захочу сделать залп из всех ружей или выберу одно. А надо, чтобы все, все были заряжены.

– Эти богачи и вельможи такие эгоисты.

– Он был очень мил. Сейчас на все согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.

– Ежели мне нужно видеть кого-нибудь из этих тузов, я пишу записку: «Княгиня такая-то желает видеть такого-то», – и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне все равно, что бы обо мне ни думали.

– Вы хотите мне сказать, что ... ?
– Я хочу сказать только то, что говорю.

Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в минуты раздражения.

Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора.