Собрание сочинений русского периода в 5 томах. Том 3. 1930-1934. Соглядатай. Подвиг. Камера обскура. Отчаяние. Рассказы

Небытiе Божье доказывается просто. Невозможно допустить, напримeръ, что нeкiй серьезный Сый всемогущiй и всемудрый, занимался бы такимъ пустымъ дeломъ, какъ игра въ человeчки, - да притомъ - и это, можетъ быть, самое несуразное - ограничивая свою игру пошлeйшими законами механики, химiи, математики, - и никогда - замeтьте, никогда! - не показывая своего лица, а развe только исподтишка, обиняками, по-воровски - какiя ужъ тутъ откровенiя! - высказывая спорныя истины изъ-за спины нeжнаго истерика. Все это божественное является, полагаю я, великой мистификацiей, въ которой разумeется ужъ отнюдь неповинны попы: они сами - ея жертвы. Идею Бога изобрeлъ въ утро мiра талантливый шелопай, - какъ то слишкомъ отдаетъ человeчиной эта самая идея, чтобы можно было вeрить въ ея лазурное происхожденiе, - но это не значитъ, что она порождена невeжествомъ, - шелопай мой зналъ толкъ въ горнихъ дeлахъ - и право не знаю, какой варiантъ небесъ мудрeе: - ослeпительный плескъ многоочитыхъ ангеловъ или кривое зеркало, въ которое уходитъ, безконечно уменьшаясь, самодовольный профессоръ физики. Я не могу, не хочу въ Бога вeрить, еще и потому, что сказка о немъ - не моя, чужая, всеобщая сказка, - она пропитана неблаговонными испаренiями миллiоновъ другихъ людскихъ душъ, повертeвшихся въ мiрe и лопнувшихъ; въ ней кишатъ древнiе страхи, въ ней звучатъ, мeшаясь и стараясь другъ друга перекричать, неисчислимые голоса, въ ней - глубокая одышка органа, ревъ дьякона, {97} рулады кантора, негритянскiй вой, пафосъ рeчистаго пастора, гонги, громы, клокотанiе кликушъ, въ ней просвeчиваютъ блeдныя страницы всeхъ философiй, какъ пeна давно разбившихся волнъ, она мнe чужда и противна, и совершенно ненужна.

Если я не хозяинъ своей жизни, не деспотъ своего бытiя, то никакая логика и ничьи экстазы не разубeдятъ меня въ невозможной глупости моего положенiя, - положенiя раба божьяго, - даже не раба, а какой-то спички, которую зря зажигаетъ и потомъ гасить любознательный ребенокъ - гроза своихъ игрушекъ. Но безпокоиться не о чемъ, Бога нeтъ, какъ нeтъ и безсмертiя, - это второе чудище можно такъ же легко уничтожить, какъ и первое. Въ самомъ дeлe, - представьте себe, что вы умерли и вотъ очнулись въ раю, гдe съ улыбками васъ встрeчаютъ дорогiе покойники. Такъ вотъ, скажите на милость, какая у васъ гарантiя, что это покойники подлинные, что это дeйствительно ваша покойная матушка, а не какой-нибудь мелкiй демонъ-мистификаторъ, изображающiй, играющiй вашу матушку съ большимъ искусствомъ и правдоподобiемъ. Вотъ въ чемъ заторъ, вотъ въ чемъ ужасъ, и вeдь игра-то будетъ долгая, безконечная, никогда, никогда, никогда душа на томъ свeтe не будетъ увeрена, что ласковыя, родныя души, окружившiя ее, не ряженые демоны, - и вeчно, вeчно, вeчно душа будетъ пребывать въ сомнeнiи, ждать страшной, издeвательской перемeны въ любимомъ лицe, наклонившемся къ ней. Поэтому я все приму, пускай - рослый палачъ въ цилиндрe, а затeмъ - раковинный гулъ вeчнаго небытiя, но только не пытка безсмертiемъ, только не эти бeлыя, холодныя собачки, увольте, {98} - я не вынесу ни малeйшей нeжности, предупреждаю васъ, ибо все - обманъ, все - гнусный фокусъ, я не довeряю ничему и никому, - и когда самый близкiй мнe человeкъ, встрeтивъ меня на томъ свeтe, подойдетъ ко мнe и протянетъ знакомыя руки, я заору отъ ужаса, я грохнусь на райскiй дернъ, я забьюсь, я не знаю, что сдeлаю, - нeтъ, закройте для постороннихъ входъ въ области блаженства.