Рецензия на книгу

• 

  Аноним31 июля 2018 г.

  Экзистенциализм пролетариата

  Что такое вечность – это банька,
  Вечность – это банька с пауками.
  Если эту баньку
  позабудет Манька,
  Что же будет с Родиной и с нами?

  Книги, знаете ли, способны натолкнуть на самые разнообразные размышления. Порой, задумываешься о том, как страшно жить, иногда о том — как жизнь прекрасна, а иногда разочарованно нахлынет мысль о том, как жизнь бывает несправедлива… Но не избежать нам вопроса: а зачем она, жизнь? И зачем мы? Где наше место?

  И можно было бы спросить, в чем смысл жизни человека, но невозможно грести всех под одну гребенку, потому что жизнь, она у всех разная, а значит и смысл он у каждого свой. И можно было бы подумать, что вопросом этим задаются лишь философы, да интеллигенты какие, но это не так. И простого, рабочего человека может тревожить подобное, да что там рабочего, самого последнего подлеца — а что он, не человек, что ли?

  По Иванову, сколько судеб — столько и целей, но есть что-то общее во многих из них. Бабы будто бы только и ищут в жизни, что мужика хорошего, ласкового, да деток еще. Тяжко им бывает без детей. Есть такие, правда, что для удобства своего готовы расчетливо выбирать разумом, отключив сердце. А есть, что за мужиком готовы и в огонь и в воду, так любят до умопомрачения. Но в том то и дело, что счастье, так шатко покоящееся в руках какого-то там мужика очень часто бывает призрачным, недостижимым. А сколько бабьих судеб разрушено неудержимым мужским зудом, похотью? Берешь одну — ту собственный отец «попортил», так это в последствии мертвым грузом легло меж мужем и женой. Будешь другую — ту вор снасильничал, так сразу поставила крест на себе, опустилась на самое дно с этими каторжниками. Третья заколола насильника и по этапу пошла, четвертая — изуродовала себя, да мать не смогла спасти, своими же руками и убила. Четвертая под огонь бросилась... А сколько их еще таких было? Так смотришь на все это — и ужасаешься. И женскому отчаянию и мужской подлости.

  А мужики, у тех все как будто бы сложнее и разнообразнее, оно и понятно — первый человеческий сорт. Какие-то только о себе и пекутся, о том, чтобы место найти поудобнее, да жизнь сделать поприятнее. Те не гнушаются ничем — ни обманом, ни предательством. Как говорится, и мать родную могут продать, если выйдет. Но у таких, как правило, наступает момент, когда и они начинают думать: а зачем я, собственно, живу? Что видел я в жизни и как видят меня? И чем дальше, тем тяжелее думы эти и невыносимее. А есть те, что на благо народа, вроде бы, трудятся. Но и тут всякое может быть. Вот так жизнь проживешь, думаешь, что Родине помогаешь, от врагов защищаешь, а потом совесть грызет — а не ошибся ли где, не наказал невиновных? В рвении своем и остервенении бывают эти люди слепы, оттого, значит, глупы. Какие-то все для других делают, в лепешку расшибаются, себя не жалеют. Вокруг люди вроде сыты, да здоровы, а у самого ни жизни, ни здоровья — ничего не осталось. А уж если война, так тут уж и думать не надо— одна цель тебе — защищай страну свою от фашиста. И рвутся они в бой, ищут на войне какие ответы. Да разве есть в этой войне какой-то смысл, даст ли она ответы? Кругом — шум разрываемых снарядов, хруст костей, крики людей. Ужас, да мысли о смерти, готов к ней в каждую минуту. Вот вроде думалось, что готов, а помирать не хочется, даже если не понял еще, для чего живешь. И примечательно, мне думается, что штрафную роту эту Иванов вклинил в свой роман — люди-не люди, а все ж сражаются. Кто-то страну защищает, но тем защищать нечего, нет для них страны, просто хочется жить, да грешки свои кровью омыть. А еще примечательно, что чуть ли не в окопах детей делали, — это ли человеческое предназначение? Сегодня-завтра помрет «герой», а после себя все ж семечко оставит.

  Любовь, вообще, вещь поразительная. Поразительны старики, что влюбляются в девчонок, зовут на свидания, смущаются, краснеют. Чего ждут? На что надеятся? А все то же — ищут какие-то ответы, какой-то определенности в жизни.

  Поразительны зрелые девки, ждущие, пока вырастет соседский мальчишк и возьмёт её в жены, - и ведь дожидаются, и живут потом себе счастливее многих.

  Или вот эти жизненные выборы: Семен женился на Наталье, что вылитая мать его, Анна. Такая же судьба у нее непростая, так же любит самоотверженно. Или Верка, что мужика ищет себе под стать Фёдору, любовнику свой матери. Я не силен в психоанализе, но чувствуется в этом что-то этакое, с уклоном в древнегреческие мифы и трагедии.

  Что мне понравилось в «Вечном зове» — так это пластичность героев. Бывает, читаешь роман какой — а там тебе и супергерой и суперзлодей, антагонист и протагонист и хоть в лепешку расшибутся, а с векторов своих жизненных не свернут. Не люблю я такое. Люди ведь не картонные, а живые организмы. Среда меняется, воздействует, вот и люди меняются. Есть такие, что по природе положительные, а обстоятельства сложились так, что по незнанию, да по глупости поступали против природы своей. А есть таки, что в молодости у них лишь прореха, а в старости — дыра. Да и полезно порой погружаться в мотивы и причины, потому как смотришь иногда на человеческие дела с одного угла и думаешь: «у, подлец какой», а подойдешь с другого, разберешься, что, как, да почему и вроде как оправдан он в твоих глазах. А бывает и наоборот.

  Есть у Иванова и недостатки свои. Например, произведение стало бы в разы лучше, если бы герои молчали, потому как некоторые диалоги как будто под кальку писаны с каких-то собраний политбюро, да выступлений советского информбюро и прочее. Все лозунги, да пафос коммунистический. И сволочей много. Но ведь и в жизни попадаются они, и, как говорил Кружилин: ну попадется их сотня, ну тысяча… Хороших-то людей все равно больше. А в целом, как про «Евгения Онегина» говорили, мол, это «энциклопедия русской жизни», так и про «Вечный зов» можно сказать, что то энциклопедия жизни советской.

  8

  341