Рецензия на книгу

• 

  hew30 июля 2018 г.

  Женщина, которая знала себя

  Одиссей. Минотавр, Дедал и Икар. Ясон, Медея и Золотое руно. Гелиос. Скилла и Харибда. Титаны и боги Олимпа. Всех их, оказывается, связывает Кирка. Богиня, о которой ты слышал краем уха, если вообще слышал. В моих детских книжках о древнегреческой мифологии писали про Одиссея, но не про гордую ведьму со своей сложной историей, которая помогала ему. Кстати, это не Одиссей, это она придумала, как ему обойти сирен. Хотя в самой мифологии, ясное дело, её история не такая красивая и отшлифованная, как в романе.

  Если верить приписке в конце "Кирки", первый роман Миллер, "Песнь Ахиллеса", уже переведен на 25 языков. Но русский - не один из них. Так вот, если когда-нибудь Миллер будут переводить на русский, я очень обрадуюсь, если Кирку в переводе так и будут звать Киркой, а не Цирцеей. Цирцея, конечно, благозвучнее, величественнее. Латинизированная форма, для русского уха - почти "царица". Чем не имя для колдуньи и владычицы мистического острова Ээи.

  Но Кирка - это буквально "сокол". Это персонаж, чье имя на русском вызывает шутливую ассоциацию с шахтерским инструментом. Это женщина, которая сама стала себе инструментом, сама себя выковала и отполировала. Богиня из неё никакая: у Кирки нет сверхъестественных сил, хотя она - дочь бога Солнца и океаниды. Зато у неё есть недюжинная воля, есть травы и настойки - это и приводит Кирку к колдовству.

  Имена её родни: Перса, Перс, Пасифая, Ээт, Гелиос. Вот они - царственные и величественные боги. Но Кирка - другая; всегда знала, что она другая, только сначала она тяготилась этим, а затем создала свой собственный, другой мир, пускай и небольшой. "Not all gods need be the same" - наставление, которое дается ей в самом начале.

  
  "Ah. It was a guess. Something Odysseus said about you once."
  "Which was?"
  "That he had never met a god who enjoyed their divinity less."

  Единственное, что лично мне не понравилось: в "Кирке" нет, так сказать, долгосрочного "обещания". То есть: нет конструкции, когда в начале истории мы узнаем, что у ГГ есть некий "квест"/"мечта", и в конце автор "обещает" рассказать нам, чем в итоге кончится квест, как реализуется мечта. Мы заинтересовывается и читаем дальше, пробираясь сквозь краткосрочные "обещания" - когда нам обещают показать, как закончится тот или иной напряженный эпизод.

  Роман с первых страниц затягивает, завораживает эстетикой божественного и древнегреческого, но ты читаешь, и думаешь: окей, вот есть у нас Кирка, и её родня, и происходят всякие интересные события, и... стоп, а куда всё это катится, к чему всё это ведет? Просто к встрече с Одиссеем, ведь Кирка известна прежде всего из-за неё? Или это просто история её жизни от начала до конца? В чем суть, цель, смысл?

  Например, в "Песни Ахиллеса" конструкция "долгосрочного обещания" есть. И она работает, хотя это почти парадокс, потому что каждый второй помнит, чем всё кончилось. Ахиллесу дают выбор: прожить долгую, спокойную, никем не замеченную жизнь, или умереть как герой в зените славы. Он выбирает второе, хотя мать не раз умоляет его передумать, и в начале, и в конце романа.

  Но ты читаешь и думаешь: господи, я отлично знаю, что случилось с Ахиллесом, но как всё обернется в этот раз, в этой интерпретации?! И этот вопрос заставляет пережить описания десяти лет войны. Миллер их смягчила, сократила и увлекла, как могла. Но когда читаешь эти описания, воображаешь себе авторский отголосок: "боже. Ну вот и что. Они делали там. Десять. Лет? Что мне описать, и как?".

  В "Кирке", кстати, та же проблема с описаниями. (Но ни в коем случае не с языком, язык, я считаю, идеальный: яркий, ёмкий, лаконичный, без излишеств). Только здесь - природа. Природа всюду, и она божественно красива, всё яркое и сочное и после дождя трава серебром тяжелеет под ногами героини. Мне нравится. Это замечательно, и почти всегда природа отражает изменения сюжета, как и следует. Но это замечательно первые сто раз, и под конец тебя начинают злить те редкие места-исключения, где природа описана ради красочности или для поддержания ритма в диалоге.

  И, в отличие от "Песни", таймлайн "Кирки" - несколько веков (минимум три, а в конце упоминается, что миновала "тысяча поколений"). Тут ещё сложнее увлечь и адекватно ответить на вопрос: "что она всё это время делала на острове?". Увлечь удается уже не всегда. Мне показалось, что роману очень не хватило того самого "долгосрочного обещания" - некоторые истории отлично справляются и без него, но, видимо, не в этом случае. Кирке будто не хватило мечты, не хватило внутреннего двигателя-мотивации.

  В самом конце оказывается, пожалуй, что мечта у неё была, но она была так глубоко зарыта между строк, зарыта ещё в самом начале, что... ты её не видишь. Принимаешь золотую крупицу за блестяшку. Может, это я недоглядела. Но героиня фактически сама под конец "откапывает" в себе эту мечту, когда наставление из самого начала звучит во второй раз, в других обстоятельствах, когда она уже может на деле последовать этому наставлению. Раскапывается загадка всех времен и народов, которая мучает каждого из нас: "кто же я такой на самом деле?".

  Первые две сюжетные линии казались мне частью ненавязчивого путешествия: Кирку просто бросает из одного интересного события в другое, и между делом она становится колдуньей. А ещё я полромана ждала Одиссея. Когда Одиссей таки появляется, ожидание окупается с лихвой, и это классно. Но... вот в романе его описывают как человека, при появлении которого меркнет весь остальной мир, - и это же происходит с самим романом! Как только появился Одиссей, началась такая вкусная сюжетная линия, что последние главы я читала 9 часов кряду, еле-еле отрываясь на еду-воду-отдых. И уже смутно помнила, что было до Одиссея.

  Но вот уж в чем Миллер не откажешь: ружья Чехова тут расставлены очень классно и незаметно. В конце их выстрелило так много, что я орала про себя: "эта женщина палит лучше любого стрелка!". Что, показалось, будто сюжетные линии до Одиссея - блестяшка? Ан нет. Вот они, последствия и отголоски. Долго пришлось ждать, но вот они!

  И ещё кое-что. Я думала, вдруг это будет насквозь феминистическая книга, "про женщин и для женщин" - не в лучшем смысле слова, а в... другом. В том смысле, который имеет идеологизированную, политическую и порой мужененавистическую подоплеку. Но нет, это просто хорошая и сильная книга, удивительно реалистичная и человечная, несмотря на количество обитающих в ней богов. Жалко, что мне не попадалось таких книг и таких женских персонажей в более раннем возрасте.

  Есть увлекательные книги про мужчин, сюжет которых бы существенно не изменился и ничего бы не потерял, если бы история была про женщину. И кстати, как нам вписать в книгу женщину? Конечно же, постоянно напоминать читателю про тонкость, легкость, кокетливость, страстность во всех проявлениях. Нужное и "традиционно женственное" слово подчеркнуть в зависимости от образа. Даже если она "бой-баба" или "пацанка" - напомнить про архетип, подчеркнуть, как она со своей "пацанистостью" отклоняется от норм и ожиданий.

  Что в "Кирке"? Ничего подобного. Более того, крайне редко упоминается её внешность или телесность. Вот, каких выдуманных женщин мне не хватало всё это время. Женщин, которые прежде всего люди, вообще-то. Они просто живут, существуют и проживают свои интересные истории, так же, как и мужчины. Они не являются частью противостояния двух стереотипных наборов: "традиционно женских" и "традиционно мужских" характеристик, потому что в реальности люди - это не детальки одного набора, а существа, которые вбирают в себя всё самое невероятное и порой несовместимое, вбирают в себя детальки всех мыслимых и немыслимых наборов.

  Два раза упоминаются волосы Кирки (один раз - в конце, и я аж подпрыгнула - "что, волосы? Ах да, у Кирки же есть волосы!") и два-три раза упоминается её платье/одежды. Один раз нам описывают ситуацию, когда она насильно пытается изображать "женское обаяние", чтобы разузнать чужие секреты. Всё. Хотя, погодите, тут тема материнства пробегала. Какие возникают первые ассоциации? "Дети - цветы жизни" и "семейное счастье" против "вонючих пеленок" и "бессонных ночей"?

  Но знаете, что было у Кирки? "I did not go easy to motherhood. I faced it as soldiers face their enemies, girded and braced, sword up against coming blows". Встречала материнство, как солдат - врага. Может, то же самое было и у Миллер. Оказывается, после написания "Песни" у неё появилось двое детей. Когда я читала, то думала, что у неё нет детей, и не могла поверить, что это написала бездетная женщина. У Кирки была правдивость, было то, во что веришь, даже если ты далек от материнства, как от луны.
  

  
  A true-made bow, Odysseus had called her. A fixed star. A woman who knew herself.

  Это сказано не о Кирке, но именно такой она становится в конце. Мне очень понравилась концовка. А точнее - именно композиционный прием в концовке. Постараюсь описать так бесспойлерно и туманно, как только смогу.

  Застаем сцену: Кирка вот-вот решится на шаг, который изменит её судьбу. Только она не знает наверняка, что в какую сторону. Следом нам описывают то, что могло бы быть, описывают концовку, в которую ты готов поверить, и о её реальности тебе намекает перемена времен в тексте: будущее время сменяется настоящим; но затем нас возвращают в момент, когда Кирка вот-вот решится. И показывают, как она решается, бросается в сомнение. Конец.

  Зачем Миллер описала всё в такой последовательности? Будь это какая-то другая книга, я бы разбушевалась от негодования. Что за клиффхангер! Так нечестно, я уже поверила в будущее, которое нам описали! Почему нельзя было оставить всё так, зачем возвращать читателя в настоящее?!

  А потом я поняла. Это ты, читатель, сомневаешься. И это Кирка сомневалась в будущем всю свою жизнь. Дрожала и пресмыкалась. Но она прошла путь от покорного, незаметного комочка под локтем своего отца-Солнца до Золотой ведьмы, которая смотрела в глаза богам Олимпа, противостояла им в одиночку и победила не одно чудовище.

  И после всего этого она видит как никогда ясно. Даже если она ВДРУГ ошибается, идя на этот шаг (что на вряд ли, учитывая её пророческий дар) - другой судьбы она не примет. Та "другая судьба", судьба богов - то, от чего она бежала с первых страниц. Поэтому она ныряет с головой в то, что кажется тебе сомнением. У неё сомнений нет, она наконец-то знает себя - и она уже создала свою судьбу, которая промелькнула перед тобой двумя абзацами ранее. А ты, читатель, - и вот она, одна из многих моралей романа, - никогда не сомневайся, что способен на то же самое.

  7

  1,6K