Рецензия на книгу

• 

  Аноним20 июня 2018 г.

  Есть желания — есть и страдания. Перевертыш буддизма от Гёте.

  Первый раз я читала «Страдания юного Вертера», когда училась в университете. У меня был отдельный курс, посвящённый немецкой классической философии. То есть семестр должны были прицельно изучаться Кант, Гегель, Фихте, Шеллинг и Фейербах (для тех, кто в теме — да, про необходимость вносить в этот список последнего можно и нужно спорить). Так задумывалось. В итоге мы семестр читали одного только Канта, а по остальному пробежались. То есть читали частично. Потом Гегеля, которого тоже читать можно семестр, мне пришлось дочитывать в рамках изучения философии права. Там как-то время было, всё сложилось. Но это совсем другая история. Короче говоря, в то время я была совершенно поглощена Кантом и какие-то вещи просачивались в мою реальность именно из-за него.

  Так было и со «Страданиями юного Вертера». Читала в связи с Кантом. Потому что они с Гёте жили в один период, потому что имели друг о друге представление, потому что Гёте знакомым писал о некоторых своих взглядах, полемизируя в этих письмах с кенигсбергским философом. А мне все это было интересно.

  К чему я это? Да к тому, что я пришла к «Страданиям юного Вертера» с разумом, а не с чувствами. Мне нужно было знать, что там думал Кант про возможность цели у искусства и природы, что об этом думал Гёте. Меня занимала телеология, каузальность и прочее, не имеющее ничего общего с размышлениями о страданиях самих по себе. Я взяла в руки книгу Гёте не для того, чтоб пораскачивать чувственность, эмоциональность. Не для того, чтоб справиться с какой-то собственной неразделенной любовью.

  Книга мне тогда понравилась. В контексте моих исканий она меня удовлетворила. Тем интересней было прочесть ее спустя немалое количество лет. И не только из-за того, что теперь я смотрела на Гёте, а не на Канта, но и потому, что, как мне казалось, я смогу больше увидеть в ситуации главного героя. Уверена, что чем объемней личный опыт человека, тем больше нюансов «Страданий юного Вертера» будет ему открываться. И если когда-то я видела только мужчину, влюблённого в замужнюю женщину, не справившегося с собой и совершившего суицид, то теперь я хорошо понимаю, что описанное Гёте не настолько прямолинейно.

  Если видеть описанное в свете «полюбил замужнюю — застрелился», то можно легко обвинить героя в экзальтированности. Можно даже сказать, что он — дурак. Я шутливо про старость говорю, что старость — когда у тебя партнёров будет явно меньше, чем было. И если кого тошнит от такой формулировки, то можно серьёзней сказать, что старость — когда твоего «было» больше, чем твоего «будет». Так вот у Вертера этим «будет» можно ещё объесться. Нам и название дает понять, что он молод. В этом случае какая-то там замужняя женщина не должна становиться кем-то таким, кто уничтожает. Тогда можно было бы считать, что накал страстей не адекватен ситуации. Ведь у Вертера нет острой, точечной ситуации для самоубийства. История разворачивается, занимает не так уж и мало времени. Значит, Вертер должен был быть втянуть ситуацию, которая его вращала, вращала, вращала. Без возможности выбраться из неё каким-то менее радикальным способом. Там же, где есть простая невзаимность, там боль есть, а вот сохранения стабильно высокого уровня страдания нет. Со временем боль уменьшается, рассасывается.

  У Гёте в книге повод для суицида был. Его главный герой познал нечто более изощрённое, чем невзаимный интерес к замужней женщине.

  Вертер предстаёт перед нами человеком, который достаточно приятен и который нравится разнообразным людям. При этом сам он не такой уж коммуникабельный и у него не наблюдается голод в области человеческого. Герой не изолирован, не тяготится своими буднями. Кроме того, мы узнаем его историю преимущественно из писем, адресованных другу. Получается, что у него есть близкий человек, с которым можно разделять повседневное, к которому можно мысленно обращаться, которому можно регулярно писать. В том числе и очень личные вещи. То есть у Вертера все достаточно прикрыто в плане близости.

  Выходит, что его знакомство с Лоттой — не луч света в темном царстве. Вертер не сходил с ума от одиночества, от непонятости. Не выл на луну, не бился головой об стену. Он не находился в состоянии «хоть бы кого». Получается, что она была не соломинкой для утопающего. Можно сказать, что девушка просто его неплохое существование сделала ещё лучше.

  На первый взгляд, так легче сделать шаг назад. Потому что он не из рая в ад. Он просто из лучшего в хорошее. Кажется, это вполне можно пережить.

  Но Вертер не просто симпатизирует женщине, которая «другому отдана» и остаётся к нему равнодушной. Вертеру нравится женщина, которой он тоже небезразличен.

  Влюблённый человек склонен фантазировать о взаимности, видеть какие-то знаки, которых нет. Но в случае с героем Гёте речь не об альтернативной реальности, существующей в сознании Вертера.

  Когда герой знакомится с Лоттой, то у той уже есть жених. Но не муж. При этом она весьма молода, у неё не так давно умерла мать, оставив ей на попечение всех ее младших братьев и сестёр. И чуть ли не навязав ей этого жениха. Да, он — положительный человек, с неплохим финансовым положением, не старый, без каких-то странностей. Но нам ничего не сообщают о какой-то особой человеческой близости между помолвленными, тогда как у Вертера с Лоттой как раз она и формируется. Речь не идёт о том, что жених ей противен и вообще неинтересен, а без Вертера она жить не может. Но это и не тот случай, когда у женщины есть пара, которая устраивает во всех смыслах и никто другой не нужен. Она сама отмечает, что взгляды на те или иные вещи у неё чаще совпадают с Вертером, что он ей приятен. В книге есть и вот такое: «О, какое счастье было бы превратить его сейчас в брата или женить на одной из своих подруг, какое счастье было бы вновь наладить его отношения с Альбертом!
  Она перебрала мысленно всех подруг и в каждой видела какой-нибудь недостаток, ни одной не находила, достойной его.
  В итоге этих размышлений она впервые до глубины души почувствовала, если не осознала вполне, что самое ее заветное, затаенное желание сохранить его для себя. Но наряду с этим понимала, что не может, не смеет сохранить его; невозмутимая ясность ее прекрасной души, которую ничто не могло замутить, теперь омрачилась тоской оттого, что пути к счастью ей закрыты».

  И едва ли можно в чем-то обвинить Лотту. У неё были свои метания между рациональным и иррациональным. Она едва ли себя до конца понимала.

  Так или иначе, пережить отказ незаинтересованного в тебе человека намного легче, чем пережить отказ того, кто в каком-то смысле заинтересован (например, проще вздыхать по какому-то знакомому или коллеге, чем влюбиться в близкого друга без взаимности). Ещё более сложной ситуация становится тогда, когда это не столько отказ, продиктованный нежеланием, сколько отказ, продиктованный обстоятельствами, социальными установками, невозможностью разобраться в желаниях.

  Думается мне, что если б там было однозначное «нет, ты мне не нужен», то у Вертера были бы шансы жить. А у него было «я и сама ничего не знаю» или же «ты мне дорог, хочу тебя видеть, но у нас нет будущего».

  Вертер же не просто не мог быть с женщиной, в которую влюбился. Он понимал, что мучает ее. Потому что она дверь не может ни открыть, ни закрыть для него. И он топчется на пороге. Все страдают. В том числе и муж Лотты.

  Говорить о том, что Лотта должна была руководствоваться разумом, что Вертер должен был с помощью разума выйти из этой сложной ситуации — как раз возвращаться к базовым установкам эпохи Просвещения. То есть к идее, согласно которой разум может познавать и трансформировать не только природу вообще, но и природу человека. К мысли, что существуют какие-то разумные и нерушимые основания для того самого морального закона внутри нас.

  Думаю, что книга «Страдания юного Вертера» была популярна во многом потому, что человек — не один только голый интеллект. И читатели себя узнавали в пусть избыточном Вертере, но таком, которого можно прочувствовать даже тем, кому сложно его понять.

  После эпохи Просвещения европейская культура обогатилась иррациональной философией в лице Ницше и Шопенгауэра, психоанализом, экзистенциальной философией. Речь наконец-то шла о том, что человек не только не сводится к разуму, но и что разум — не нечто, определяющее и могущее контролировать все действия человека. И уж поверьте мне — большинство людей скорее привлечет это, чем Кант или Гегель. Наверное, потому что это будет в большей степени про читателей.

  Так и «Страдания юного Вертера». Книга и сейчас вполне способна вызвать отклик, а уж тогда, когда она только увидела свет, это точно было как встретить понимающего друга. Не только из-за того, какая именно ситуация в ней описана, но и потому, что Гёте не осуждает своего героя и не впадает в морализаторство. Он позволяет ему чувствовать. Он позволяет ему быть живым. А это состояние, как нам прекрасно известно, неминуемо ведёт к смерти. Не умирает только то, что уже мертво.

  44

  3,2K