Рецензия на книгу
Фронт
Александр Корнейчук
Аноним18 июня 2018 г.Прямолинейная пьеса с далеко идущими подтекстами
Сцена из спектакля "Фронт" А.Корнейчука, 1942 год. Белорусский государственный театр в эвакуации в Томске.Честно говоря. эти 87 страниц тонких страниц военного времени я прочитал за час - по дороге на работу и еще немного за обедом. Куда дольше я собирал о ней информацию: что думали о ней в военное время и думают сейчас. Так уж было задумано и получилось, что заложенное в нее послание прозвучало куда сильнее чисто художественной и откровенно невзрачной стороны дела. Но летом 1942 года о литературном достоинстве думали мало, пьеса классика с советской Украины Александра Евдокимовича Корнейчука явилась своеобразным лирическим продолжением приказа №227 "Ни шагу назад!" месячной давности и была плохо завуалированной критикой высшего комсостава РККА. Конечно, я пока не увижу рукопись произведения с правками Сталина, не буду утверждать о фактическом соавторстве вождя в его написании, но факты стремительного обнародования пьесы говорят сами за себя, с 24 по 27 августа 1942-го она была напечатана в "Правде", а потом за дело взялась машина пропаганды - брошюрка "Воениздата" у меня в руках была подписана в печать 30 августа, одновременно, насколько я могу судить по имеющимся в продаже или в картинках изданиям, за ее выпуск принялся гигант Гослитиздат (есть экземпляры из блокадного Ленинграда), республиканские издательства в регионах, крупные газеты и журналы. За короткое время было напечатано около двухсот тысяч экземпляров, один из которых я купил у дедушки на блошином рынке в Тбилиси за десять лари прошлой весной. И вне зависимости от содержания пьесы, сама по себе эта книжка - живой памятник эпохи, со страничками скрепленными до сих пор держащимся клеем - металл был нужнее для оружия, а не для скрепок.
В центре пьесы – конфликт между командующим фронтом Горловым, между слов в нем угадываются черти рубаки-кавалериста из Первой Конной, прославившимся своей храбростью еще в Гражданскую войну и безнадежно отставшим в понимании войны нынешней, и командующим армией генерал-майором Огневым, руководителем нового типа. Вокруг Горлова, про традиции русской сатирической литературы водят хороводы и подливают из бутылок подхалимы с говорящими фамилиями, начальник связи – Хрипун, начальник разведки – Удивительный, редактор фронтовой газеты – Тихий, спецкор центральной газеты – Крикун. Но несмотря на то, что автор был на фронте в качестве корреспондента, чисто военная сторона дела, за счет которой показано превосходство Огнева, написана ну крайне небрежно. У комфронта где-то по дороге теряется танковый корпус, который как бы не иголка, сам Огнев в достаточно туманных выражениях описывает свой план выхода из окружения, куда по вине комфронта угодила его армия. Но самое неправдоподобное - отношения между командующими. Огнев через члена военного совета фронта уехавшего в Москву, то есть через голову комфронта, докладывает свое решение на операцию и получает добро, которое Москва до самого Горлова не доводит. Когда все закончилось победой, идет разборка между комфронта и подчиненным командармом, в решающий момент возвращается с "верхов" ЧВС, который демонстративно рвет новый приказ Горлова и объявляет, что его снимают. Горлов уходит, а Огнева делают новым комфронта. Вообще-то объявлять о смене командования фронтом - дело явно не политрукское, но по логике автора обычный комбат может пропесочить своего командира полка и так далее. Все это соседствует с пожеланиями воевать по-новому, шире пользоваться радиосвязью и военной хитростью, меньше полагаться на "геройство, доблесть" и продвигать молодые кадры.
Естественно, многих высокопоставленных военных эта пьеса возмутила прежде всего абсолютным непониманием военной иерархии и этики. У Симонова в Глазами человека моего поколения есть рассказ Конева, как напустился на него Сталин за плохую "рецензию" на произведение, прежде всего как бросающее тень на все военное сословие. Приводится и малограмотная телеграмма Тимошенко с аналогичным возмущением, простые офицеры просто обещали переломать писателю лишние кости. Но у военных были дела и поважнее разборки с литератором, обиду от вождя они проглотили - не в первый и не в последний раз - да и дела на фронте буквально через три-четыре месяца начали в целом поправляться. А вот пьеса, в которую писатель под надзором Сталина вложил и справедливую критику и обидные слова, осталась своеобразным литературным памятником горького лета 1942 года, причем запомнившаяся совершенно не по литературным причинам.
181,3K