Рецензия на книгу

• 

  LasageBiggie13 апреля 2018 г.

  Для меня книга прошла в каком-то странном мареве отстраненности, словно состояние героя во время судебного разбирательства слово за слово передавалось и мне. Книга, не вызывает желания возразить или тут же дополнить собственными мыслями. История выглядит настолько цельной и самостоятельной, что ты так и остаешься постороннем наблюдателем, как никогда понимая – уже ничего не изменить. Да и есть ли смысл? Ведь эта рассказанная автором история – слишком жизненная, без прикрас – творится самими героями и их поступками, которые они сами же и раскладывают по полкам или осознанно принимают за них ответственность.
  И в этом последнем противопоставлении, мне видится, разница между главными героями. Слишком много думающий Михаэль и деятельная простая в своих действиях Ханна. Они оба живут в прошлом, и оба из-за этого прошлого гонят под откос настоящее и отказываются от будущего. Была ли между ними любовь? На мой взгляд, та вспыхнувшая привязанность так и не смогла перерасти в нечто большее. Она стала скорее необходимостью – своеобразной завесой и оправданием главного героя, позволяющей и дальше предаваться рассуждениям, чувствовать обиду.

  
  Гертруда назвала это бегством, желанием уклониться от ответственности за решение тех проблем, которые ставит перед нами жизнь, в чем была совершенно права. Это действительно было бегством, и я испытывал облегчение от того, что оно мне удалось. Я внушал себе и ей, что оно носит временный характер, а я еще достаточно молод и после нескольких лет занятий историей права успею освоить вполне солидную юридическую специальность. Однако решение оказалось окончательным; за первым бегством последовало второе…

  Не только выбор специальности, кажется, вся жизнь Михаэля проходит под подобным девизом – в постоянном бегстве, прежде всего, от себя.

  Несмотря на простой слог, легкую передачу событий, вся история пронизана виной, рассуждениями о ней, поиске истины и оправдании перед всем: собой, обществом, временем… Только бы скинуть, наконец, этот груз, отпустить грехи. Вот только перед кем? Перед новым поколением, представляющим ужасы войны лишь по фотографиям, отчетам и рассказам? Как просто судить, не побывав в чужой шкуре. Да даже не так. Можно ли судить за то, что для одних ужас, а для других истина? И речь не о конкретном человеке, о целом поколении, живущем по предписанным фашистской Германией законам, точно такими же понятными, правдивыми, как и законы уже нового поколения, переносящем бунтарский конфликт с родителями в совершенную иную плоскость.

  
  …все это наполняло нас жгучим стыдом, хотя мы и могли показать пальцем на виновных. Указание на виновных не освобождало нас от чувства стыда. Зато сам стыд был не так мучителен. Пассивные переживания преобразовывались в энергию действия и агрессии. А конфликт с виновными родителями был особенно заряжен энергией.

  Участников военных событий, надсмотрщиков концлагерей нисколько не хочется оправдать, но и кто, на самом деле, имеет право судить?.. Не сами ли участники в конечном счете наказывают себя? А ведь многие из них тоже хотели просто выжить. И в тоже время, нельзя отрицать бремени нового поколения, существования «коллективной вины».
  Но все-таки: «Где грань между возмездием, необходимой ответственностью за совершенное преступление и стремлением сохранить для общества каждого человека, в том числе преступника, по закону осужденного за свои деяния?» (из послесловия переводчика).
  Здесь и выступает на первый план образ Ханны – непосредственной участницы, надзирательницы, отправлявшей на селекцию таких же, как и она женщин, но в конечном итоге сумевшей принять ответственность, переосмыслить свои действия (хотя сначала она даже не могла определить в них ни добра, ни зла). Хочется надеяться, что этот выдуманный автором пример не столь иллюзорен, и собственное осознание, раскаяние (пусть и запоздалое) не прошло мимо виновных.

  
  Палач не действует по приказу. Он просто выполняет свою работу, он не питает ненависти к тем, кого он казнит, он не мстит им, не убивает их потому, что они стоят ему поперек дороги, угрожают ему или нападают на него. Его жертвы ему совершенно безразличны. Они ему настолько безразличны, что он может не убивать их точно так же, как и убивать.

  «А что бы вы сделали на моем месте?»

  8

  329