Рецензия на книгу

• 

  Аноним18 марта 2018 г.

  Сильная книга. Сильный фильм. Я рада, что посмотрела фильм первым, а потом взялась за книгу. Не смотря на то, что фильм в точности повторяет все сюжетные ходы романа, всё же акценты в фильме слегка иные и в финале фильма появляется толика жалости к герою и всему этому поколению в целом. А книга до предела честна и сталкивает добро и зло, заставляет задуматься о свободе выбора и возможна ли свобода выбора асоциальным типам.

  Жестокий роман, страшный сюжет которого, нам рассказывает, как он себя, красуясь, называет: «ваш скромный повествователь». Поскольку повествование ведётся от лица главного героя Алекса, то и изложено абсурдным сленгом и с чёрным юмором, без стеснения в выражениях и оголяя свои чувства. Это он там, где нужно, может быть симпатягой и лапонькой, а внутри только озлобление и язвительность, и бесконечное желание кого-нибудь распять.

  Циничный пятнадцатилетний Алекс со своей бандой так противоречивы в своей сути: днём они обычные подростки, а к ночи, напившись «молока с ножами» теряют rassudok и бродят по городу, как bezumni, в поисках очередной жертвы.

  Как же так получилось, что парень выросший в обычной семье: умный, пусть в исправительной школе, но достаточно образованный и умеющий самостоятельно рассуждать; с хорошими гигиеническими навыками и запросами; наделённый любовью к музыке, — оказывается кровожадным мерзавцем, склонным к насилию. Особо надо отметить, что его любовь к музыке своеобразна: он не слушает попсу, он презирает тех, кто тащится от неё; музыку он слушает классическую и фанатеет от Людвига вана. Во время прослушивания у него возникают видения, «как veki и kisy, молодые и старые, валяются на земле, моля о пощаде, а я в ответ лишь смеюсь всем rotom и kurotshu сапогом их litsa. Вдоль стен — devotshki, растерзанные и плачущие, а я zasazhivaju в одну, в другую…» — вот такая у него природа музыкальности, вот таков его геном, что я не верю в возможность его исправления. И как он сам рассуждает: «…когда человек плохой, это просто свойство его натуры, его личности – моей, твоей, его, каждого в своем odinotshestve… то, что я делаю, я делаю потому, что мне нравится это делать». Хотя, обычная ли семья у нашего повествователя? Она тоже оставила свой след в судьбе Алекса. Предкам глубоко фиолетово, чем он там ночами занимается. Деньги приносит, значит всё хорошо. В тюрьме навещали, а срока заключения не знали, и, когда сын досрочно появился в доме, кроме досады ничего не испытали. Опять же, родители легко отказались от него ради постояльца, который хорошо платит за комнату. Вот они, издержки odinochestva.
  
  Хорошо, что есть правосудие, хорошо, что есть тюрьма, правда, вид их в романе непригляден, но на время они отстраняют Алекса от горожан. Возникает вопрос: способна ли тюрьма исправить заключенного? По сути, тюрьма — это школа повышения квалификации преступников, поскольку основной закон там – сила, а лучший ответ в pastt. Два года Алекс бился там за своё право существовать, пока не убил сокамерника, но ему неожиданно «повезло», его отобрали в «лечебную» программу.

  Новый вопрос — можно ли сделать человека добрым с помощью лечения, если внутри него этой доброты нет? Профессора взялись, и стали ломать, и садистскими методами вселять в его естество добродушие и гуманность. Стал ли он добрее, если мысли о растерзанных стариках и изнасилованных kisy стали причинять нестерпимую боль? Именно, в ответ на мысли возникала боль, т.е. мысли остались, но он научился не вызывать их — прятать от непроизвольной реакции. Следовательно, он не изменился и не раскаялся, и никакой доброты, душевности и, тем более, сострадательности в нём не зародилось.

  Можно согласиться с первой частью сентиментальных разглагольствованиях Свища — тюремного священника: «действительно ли с помощью лечения можно сделать человека добрым. Добро исходит изнутри. Добро надо избрать. Лишившись возможности выбора, человек перестает быть человеком», однако, право выбора за выродками можно даже не обсуждать. Полное поражение в правах. Никакого снисхождения мерзавцам. Выбор возможен адекватным людям. Иначе система правосудия оказывается ни при чём.

  Очередной вопрос — как долго сможет продержаться такой «добряк» от страха боли? Не дольше, чем продержался Алекс. Это хорошо, что он «излечившийся» вышел на свободу и прошёл свой первый круг заново, но в роли жертвы. Однако, нет в его душе ни стыда, ни покаяния перед своими бывшими жертвами, и мучают его вопросы: — меня-то зачем так жестоко? — стану ли я прежним? Ничего не в силах изменить его изуверскую суть: ни истязания от своих жертв, ни неудавшееся самоубийство. Всё это послужило ступенькой к возрождению — Алекс с новой бандой живодёров вышел на промысел.

  Только встреча с Питом дала толчок к новым мыслям, оказывается он всегда знал, но тщательно скрывал от себя, что к пятнадцати и восемнадцати годам многие гении и таланты успели многое создать — «Стало быть, восемнадцать лет — это не такой уж и молодой возраст. Но мне-то теперь что делать? <...> Наверное, я просто слишком стар становлюсь для той zhizni, бллин, которую вел все это время». И размечтался о жене, сыне, грядущих неприятностях, которые могут подстерегать. На этом можно лишь представить, что круг в очередной раз замкнётся, и сын сделает ему все возможные «подарки», которые он преподнёс своим родителям и «… всякий прочий kal».

  12

  268