Рецензия на книгу

• 

  Аноним22 января 2018 г.

  Страна воздушных замков

  Дорогой Эларе с глубочайшей признательностью

  И почему же «незримым» нарек свой цикл Эрик-Эммануэль Шмитт? Что-то вроде «имеющий глаза – да не увидит»? А скорее, ни к чему орган чувств, когда есть зрение внутреннее. Обратиться к нему способен не каждый, и тем более не всякий ребенок способен открыть в себе дар, с которым получится обрести настоящую зрелость. В сборнике французского писателя-драматурга пять рассказов. Все они о разных людях, непохожих странах, различных временных отрезках и… о разной вере. Но то вопрос конфессиональный, к которому Шмитт относится, держа в уме совсем еще молодого читателя, а есть и другая вера – нравственная. В сущности, что есть религия, как не источник морального взросления, гуманистического развития и постижения азов сложного понятия любви к ближнему своему?

  Квинтет не связанных между собой историй посвящен пятерым героям, сошедшимся с судьбой в нелегкой схватке. Неизлечимая болезнь, семейная трагедия, холокост, экзистенциальный тупик, самообман – в каждом рассказе ожидают серьезные вещи, но преподнесены они простым, четким, умным, слегка ироничным языком. Он будет понятен каждому, поскольку философия Шмитта логична, аргументирована и очевидна, подобно восходу и закату солнца. Но простота не синонимична примитивности, и чем сильнее проникаешься переживаниями мальчишек и мужчин, тем отчетливее сознаешь, насколько же сложно бывает просто поверить кому-то, вручить ключи от своего сердца, найти себя в ком-то так, как и себе бы не открылся.

  Первая, она же центральная новелла – «Оскар и Розовая Дама» – подвергает серьезной проверке на эмоциональную прочность. Сложно не расчувствоваться от сострадания больному ребенку и не дать воли слезам. Подробно описывать последствия онкологического заболевания не имеет смысла, но передать картину ощущений глазами мальчика, всю его обиду, гнев и нереализованные надежды – другое дело. Шмитт использует великую силу вымысла, чудодейственной фантазии, которая приходит на выручку маленькому пациенту. С подачи престарелой сиделки Оскар сочиняет письма Богу, в которых описывает свою жизнь – какой она могла бы стать через десять лет, двадцать… восемьдесят. Удивительно зрелые представления о любви, долге и верности перемежаются экспрессивными детскими восклицаниями, говорящими за несомненный педагогический и понимающий талант французского любителя малых форм.

  Самая щемящая повесть любопытно перекликается с последним рассказом – «Десять детей, которых не было у мадам Минг». Шмитт пошел еще дальше, выстроив грандиозные воздушные замки, компенсировавшие пожилой китаянке большую семью, которой у нее не могло быть по закону. Но вера в несбыточное распахивает любые двери и разрушает все преграды. Сыплющая конфуцианскими мудростями мадам Минг, довольствующаяся скромной должностью вахтерши отеля, предстает умудренной женщиной, чье счастье так крепко и незыблемо, что ее собеседник постепенно проникается положительной энергетикой хорошо продуманных фантазий и многое для себя переосмысливает. И это не тот случай, когда сказка – ложь, да в ней намек. Где есть разумный вымысел, в основе которого чистая и правильная вера, имеющая философскую подпорку, там и возможность найти ускользающее счастье. Либо, как вариант, не дать ему пройти мимо.

  В насыщенной событиями сердцевине книги три рассказа, относящихся к религиозной тематике. Шмитт последовательно знакомит со своим пониманием ислама, суфизма, иудаизма, христианства и дзен-буддизма. Через призму сносящих тяготы героев, конечно же. В повести «Месье Ибрагим и цветы Корана» поднимаются вопросы терпимости, толерантности, всепрощения, духовного просветления и мудрости. Без вымысла, что важно, и здесь писатель не обходится, хотя на передний план выходят этнические вопросы, о которых далеко не все решаются говорить. Самый глобальный по количеству поднятых пластов рассказ «Дети Ноя» пролистывает мрачные страницы Второй мировой, касается истребления евреев в Бельгии, и обретения ими подлинной веры в условиях подполья. Пусть и на бытовом уровне, но читатель получит минимальные представления о фундаментальных различиях между иудаизмом и христианством, а также их могучем влиянии на идеологию. А самая колоритная и остроумная часть цикла – «Борец сумо, который никак не мог потолстеть» – посвящена боевому искусству лишь в малой степени. Национальная японская забава используется Шмиттом в качестве инструмента к осознанию токийским отщепенцем своего истинного места, указывает на важность спокойного уважения и поиску гармонии внутри себя.

  Безусловно, пять рассказов разнятся по качеству исполнения. Какая-то история далась Шмитту лучше, какая-то похуже, где-то он злоупотребил диалогами, а местами увлекся политикой. Однако от определенных перекосов «Цикл Незримого» не теряет ни грамма воспитательной ценности. Книга заинтересует, позабавит, разнообразит день и, конечно, заставит взгрустнуть. Без этого никуда, но писателю явно не по нутру топорные манипуляции с нервной системой читателя. Надрыв присутствует лишь там, где необходим, переживания не являются главенствующими деталями, а все фантазии, в конечном счете, касаются самих людей. О каждой повести можно подробно высказываться, осмысливать и анализировать, но определенно не зря произведения Шмитта регулярно оказываются на театральной сцене – лучше один раз увидеть. Или, как вариант, прочесть книгу «Оскар и Розовая Дама». Много времени не займет, а в памяти осядет, будьте уверены.

  6

  297