Рецензия на книгу

• 

  Аноним9 декабря 2017 г.

  Знаете, до прочтения «карет» я была уверена, что книге может навредить бледное заглавие. Это произведение обогатило меня ценным открытием – излишне эффектное заглавие может навредить книге куда больше.
  Кстати, чего у Мэри Стюарт не отнимешь – это вкуса к названиям. Она умеет сочинять роскошнейшие заглавия для своих книг, чего стоят одни «Полые холмы», которые я уныло жевала в отрочестве, тщетно ожидая, когда же начнется волшебство (Мерлин же! Артур! Моргана!!).
  Собственно, Мэри Стюарт не виновата в том, что волшебства в ее книгах нет – ни сюжетного, ни писательского. Из-под ее пера выходят идеально гладкие бытописательные вещи, из которых «Девять карет» – самая, может быть, гладкая, такая гладкая, что стремительно, удобно и бестрепетно катишься, как с горки, до самого финала, а потом оглядываешься и спрашиваешь себя:
  – А это что было вообще?
  Было-то, конечно, многое. Гувернантка; графский дом; демонический виконт; загадочная виконтесса; бледный мальчик-граф; луна, озера, сады, леса, лесничий вон там на горе, разливанное море тумана, балы и камины и прекрасный Рауль. А также как бы детективная интрига, покушения, побег и аккуратненько прописанный саспенс.

  Но детективная составляющая и саспенс – они, простите за спойлер, игрушечные. Вас ни разу не подкинет на сюжетной горке. Я совершенно напрасно ломала голову над разгадкой, ее просто нет, потому что не было загадки. Благородный любовник не осквернит своего белого плаща. Демонический виконт будет беречь свой демонизм, как зеницу ока. Конфетный ребенок пронесет свою конфетность до конца и поднесет своей неудавшейся убийце чашку бульона, глядя на нее наивными детскими глазами (в этом месте прилично было бы заплакать, но горка, как я уже говорила, слишком гладкая).

  Впрочем, возможно, я просто расстроена, что под таким чарующим заглавием оказалось именно это. А знаете, кому эта книга очень понравилась бы? Горьковской проститутке Насте, помните такую?
  

  
  «Настя (закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает). Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились... а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя. Он тоже дрожит весь и — белый как мел, а в руках у него леворверт...
  Наташа (грызет семечки). Ишь! Видно, правду говорят, что студенты — отчаянные...
  Настя. И говорит он мне страшным голосом: «Драгоценная моя любовь...»
  Бубнов. Хо-хо! Драгоценная?
  Барон. Погоди! Не любо — не слушай, а врать не мешай... Дальше!
  Настя. «Ненаглядная, говорит, моя любовь! Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой... и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни...» А леворверт у него — агромадный и заряжен десятью пулями... «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! — решился я бесповоротно... жить без тебя — никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой... Рауль...»
  Бубнов (удивленный). Чего-о? Как? Краул?
  Барон (хохочет). Настька! Да ведь... ведь прошлый раз — Гастон был!
  Настя (вскакивая). Молчите... несчастные! Ах... бродячие собаки! Разве... разве вы можете понимать... любовь? Настоящую любовь? А у меня — была она... настоящая! (Барону.) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек... говоришь — лежа кофей пил...
  Лука. А вы — погоди-ите! Вы — не мешайте! Уважьте человеку... не в слове — дело, а — почему слово говорится? — вот в чем дело! Рассказывай, девушка, ничего!
  Бубнов. Раскрашивай, ворона, перья... валяй!
  Барон. Ну — дальше!
  Наташа. Не слушай их... что они? Они — из зависти это... про себя им сказать нечего...
  Настя (снова садится). Не хочу больше! Не буду говорить... Коли они не верят... коли смеются... (Вдруг, прерывая речь, молчит несколько секунд и, вновь закрыв глаза, продолжает горячо и громко, помахивая рукой в такт речи и точно вслушиваясь в отдаленную музыку.) И вот — отвечаю я ему: «Радость жизни моей! Месяц ты мой ясный! И мне без тебя тоже вовсе невозможно жить на свете... потому как люблю я тебя безумно и буду любить, пока сердце бьется во груди моей! Но, говорю, не лишай себя молодой твоей жизни... как нужна она дорогим твоим родителям, для которых ты — вся их радость... брось меня! Пусть лучше я пропаду... от тоски по тебе, жизнь моя... я — одна... я — таковская! Пускай уж я... погибаю, — все равно! Я — никуда не гожусь... и нет мне ничего... нет ничего...» (Закрывает лицо руками и беззвучно плачет.)

  Нет, однозначно, Настя была бы в восторге.

  6

  209