Рецензия на книгу

• 

  GrimlyGray4 декабря 2017 г.

  Сейчас это уже ставится под сомнение, но на протяжении почти всей истории христианства самая мрачная и самая жизнерадостная книги Писания приписывались одному человеку. Автором и «Книги Экклезиаста» - трактата о бренности всего сущего, о пустоте и суете, и «Песни Песней» - наполовину эротического текста, исполненного любви к жизни, молодости и красоте считался царь Соломон. Это противоречие, которое выглядит чуть ли не лицемерием.

  Его зовут Крейг и он живет в семье христиан-фундаменталистов. У него набожная мать и суровый отец, его брат отнимает у него одеяло и единственное доступное Крейгу оружие сопротивления – фантазия. Со временем его вера крепнет, от фантазий он переходит к рисованию. Крейг хочет рисовать, чтобы славить Господа и его творение.

  
  «Но зачем, Крейг? Ведь Господь уже нарисовал всё это…»

  Формально, «Одеяла» - обычный портрет художника в юности. Крейг переживает страстное увлечение религией, первую любовь, а затем крах первого и второго. Здесь есть сюжет в привычном его понимании, но любой голливудский продюсер забраковал бы такую историю. Как сказал сам Томпсон:

  
  «Это очень длинная книга в которой почти ничего не происходит».

  В одном ряду с черным и белым, прекрасным и уродливым, стоит и еще одна пара. Эти сложные отношения родились вместе с человечеством - конфликт сакрального и сексуального. В церкви Санта-Мариа-делла-Виттория стоит алтарная группа «Экстаз святой Терезы» - ангел пронзающий золотой стрелой сердце святой. Лицо её в этот момент выражает тот самый экстаз. Однако он слишком похож на сексуальное удовольствие, чтобы видеть в этом только религиозный характер. «Одеяла» Томпсона говорят о том, как близко, почти по касательной, проходят сексуальное и сакральное. И ни у первого, ни у второго нет монополии на это загадочное чувство - полноты жизни, любви и удовольствия.

  В книге есть очень выразительная сцена, когда герой вот-вот впервые ляжет в одну постель с девушкой. Он стягивает с себя футболку, снимает штаны, надевает пижаму, а в его голове крутятся фразы из Евангелия, о грехе, о прелюбодеянии, о муках ада. Но когда девушка входит в комнату в ночной рубашке, Крэйг смотрит на неё не с вожделением, а с религиозным экстазом, а в его голове расцветают строки из «Песни Песней». Конфликт? Скорее неоднозначность жизни, противоречие в самих установках.

  Хотя Томпсон использует лишь черный, белый и серый цвета, в его арсенале – большая часть приемов и достижений живописи за всю её историю. От примитивизма, до сюрреализма. Экспрессивные линии, деформированное тело, западные и восточные орнаменты.

  Таким образом, главный герой «Одеял» - сознание Крейга, его внутренняя жизнь. Взросление и изменение, прыжок от одного чувства к другому, от тяжести греха, пахнущей свинцом и дымом, к цветущему, сложному, как восточный орнамент, восторгу перед женской красотой. Сюрреалистический фон, инструментарий живописи становится зеркалом для мыслей, которые слишком сложны и противоречивы для слов. На месте царя Соломона мог бы быть и Крейг Томпсон - от суеты сует к любезным ласкам.

  Религия любит перетягивать одеяло на себя, утверждать, что лишь в её руках находится ключ к некоему пограничному опыту. Следуй Писанию - и ты исчерпаешь бытие до предела. Крейг чувствует, что его жизнь - не открытие себя, бытия или окружающих. Жизнь Крейга Томпсона – комментарий к очень старой книге, в которой слишком много противоречий и недомолвок, чтобы считать её обителью конечной истины. Тот факт, что кровать и одеяло в детстве Крейг делит со своим братом, не означает, что так должно продолжаться. Девушка дарит Крейгу новое одеяло – сшитое из ярких, разнообразных лоскутков. В его сложности, разнообразии узоров и цветов проглядывает главная прелесть жизни - неопределенность, неожиданность, незавершенность. В этой жизни всегда есть место и возможность начать все с начала, осознать себя, если ты этого действительно хочешь.

  «Одеяла» - это максимум, который можно выжать из белого листа и черной краски. Пустое пространство играет здесь столь же важную роль, как сами линии и формы рисунка. Белое пространство на большей части страницы – столь же четкое интонационное ударение, оглушительная тишина, как и яркий взрыв узоров, по насыщенности сравнимый с полноценным оркестром. Однако не поднимается рука обозначить это, в соответствии с дизайнерским сленгом, негативным пространством. «Одеяла» - это комбинация слов, рисунка и тишины.

  Каждый из героев нарисован в собственной манере, линии лица и тела – его психологический портрет. Неуверенный в себе, нервный, угловатый главный герой, сотканный из неровных и прерывистых линий. Его огромный, с непроницаемыми глазами, почти фрейдовский, отец. Изящная, выведенная четкими и плавными линиями, Райла. Но при этом рисунок, наполненный разными персонажами, не выглядит как набор карикатур или коллаж из разных стилей. В этом есть своя музыкальность, своя пульсация, свой ритм.

  От простоты к пышности, от небрежности к сложному узору, от радости к грусти, от одинокой партии скрипки к оркестру. Граница фрейма, отдельного кадра, внезапно размывается и исчезает, чтобы открыться тишине и белизне. Пустота проливается за край и смывает границы рисунка, который теперь ограничивает только пространство листа. Его теперь ничто не сдерживает, потому что пространство листа – художественная условность. Размытая или отсутствующая граница рисунка – это приглашение разделить эмоцию, потому что отныне границу задает только восприятие зрителя.

  И эта скрипка может звучать по-разному. То же чистое белое пространство, тишина, в зависимости от её границ и положения на странице создает умиротворение, покой или тревогу, одиночество и еще то, невыразимое в словах чувство, когда что-то необратимо меняется. Так же, как мы скучаем по простой, но изящной партии скрипки у Мендельсона, которая задает настроение в первые минуты композиции, а потом никогда больше не повторяет эту мелодию, только бесконечные вариации. Что бы потом, возможно, из симфонии превратиться в «Just Like Heaven» The Cure, в честь которой Томпсон назвал одну из глав «Одеял».

  9

  552