Рецензия на книгу

• 

  Grahtatan17 ноября 2017 г.

  Мимоходом автор, сама, по сути своей, популяризатор истории, зацепила венгерские события 1956г., выразив резко-негативное отношение к ним, и в частности к русским. Во времена тех событий говорили советские танки, советские войска, а позже, особенно в последние годы изменили прилагательное на «русские». Так проще акцентировать частности и манипулировать сознанием. Вот вам, и популяризация с интерпретациями. Пришлось дополнительно почитать о венгерском восстании. Да, происшедшее нелицеприятно, однако другого пути не было. Если оглянуться от венгерских событий на двадцать лет назад, увидим, что испанская революция, привела к власти нацистов. Этого нельзя было допустить в послевоенной Венгрии, воевавшей на стороне гитлеровской Германии, и тоже самое, реставрацию нацизма, мы сейчас наблюдаем на Украине. Так что популяризаторы в своей сути – переписчики, смещающие акценты.

  В аннотации говорится, что Клаудия рассказывает дочери историю своей любви. На самом деле всё происходит в её подсознании: «Когда Лайза навещает меня, она говорит только о рутинных вещах, осторожно и бесстрастно. О погоде, о школьных оценках сыновей, о спектакле, на котором была. Она намеренно ведет себя так, будто со мной ничего особенного не происходит, лишь избегает несогласия: вы же не станете спорить с тем, кто находится при смерти». Разговоров между ними не происходит. Навещают умирающую многие, но всё это визиты вежливости. Отбыв положенные двадцать минут, посетители спешат по своим делам, а Клаудия всё время вспоминает и бормочет про себя: «Доктор останавливается и смотрит сквозь стеклянное окошечко: «С кем это она говорит? У нее что, гости?» Сиделка качает головой, несколько мгновений они смотрят на пациентку, губы которой двигаются, а выражение лица… решительное».

  Сложно читалась эта книга. Сначала трудно было понять внезапные переходы от первого лица к третьему, но включившись в тему и поняв Клаудию, мне стало интересно. Как замечает Клаудия, - «я состою из миллиона Клаудий, которые кружатся, перемешиваются и сверкают, словно солнечные блики на воде». В другом месте она же объясняет такие переходы тем, что «когда я подросла, появилась Клаудия, которая была в центре всего, как и то, что принадлежало Клаудии. Ее глазами я наблюдала мир других людей, но не придавала ему значения». Этим объясняется разница повествования от первого лица - «я» либо отстранённое - «она».

  Не понравилась линия брата и сестры. С раннего детства до старости бесконечные провокации и состязания между Клаудией и Гордоном. И всё же, что-то большее, запретное и осуждаемое, произошло между ними на пороге становления. Случившееся осталось в тени, и вопросы об их очень странной любви остались. Это скорее всего неразрывная связь, как у сиамских близнецов. «Мы вместе росли, мы любили себя друг в друге, мы зависели друг от друга. Временами мы друг друга на дух не переносили, но и в ненависти мы были едины, обособленны, мы были сообществом двоих».

  Главы о войне и любви, вспыхнувшей в горячее время в жарком Египте настолько реалистичны и жизненны, и написаны очень живо, что я читала и получала от этого большое удовольствие. Это была настоящая любовь, которую Клаудия берегла в душе и сердце всю свою жизнь. Украшением книги, на мой взгляд, стал дневник Тома Сауверна, очень откровенный и чувственный.

  Книга не оставила меня равнодушной, и очень хорошо, что сюжет так нервно и рвано собран.

  13

  4,4K