Рецензия на книгу

• 

  Аноним4 ноября 2017 г.

  На златом крыльце сидели:
  Царь, царевич, король, королевич,
  Сапожник, портной -
  Кто ты будешь такой?

  I had better start by…
  Извините. Начну с того, что «Львы и тени» - автобиография не в привычном понимании: она не содержит ни откровений, ни полной правды, так как главное - стиль, история будущего писателя, и характеры должны быть усилены, карикатуризированы, иначе читать это, по мнению автора, никто бы не стал. Книга охватывает период от обучения в Кембридже до поездки в Берлин в марте 1929 года. Тем, кто читал английских писателей 30-х годов, учебная атмосфера покажется привычной: экзамены, философские беседы, пьянки и «подающие большие надежды» молодые люди. Первым мы знакомимся с Чалмерсом, красивым взволнованным поэтом на год старше Кристофера, вместе они будут создателями собственного языка, художественных миров, выдуманных врагов и союзников. Двое молодых людей, читающих стихи на краю обрыва солнечным днем, и вся жизнь впереди.

  -Столько слов и ни одного живого, только пересказ.
  -Ишервуд?
  -Почти. Я жду, пока ты скажешь это.
  -Хорошо. Я не знаю, как подвести к главному. Книга на английском, незнакома аудитории и тема на первый взгляд понятная. Но мне так страшно.
  -Мне тоже было страшно.
  -Я знаю, постоянно. Что будет новая война и ты не справишься с «Тестом», что вы в своем мирке не готовы к большому миру. И ты подмечаешь эту нервозность у всех. Мистер Холмс в лекциях особо важные места проговаривает «с задержкой», то ли в результате тика, то ли намеренно, обращая на себя внимание студентов. Но прежде всего ты сам волнуешься: об учебе, о будущем в целом.
  -Я хотел стать писателем, даже записывал наши с Чалметом бредовые идеи.
  -Полные постмодернизма.
  -Я же говорил в книге: если бы мы знали, что примкнули к популярному течению, то отказались бы от этих идей.
  -Неврозы, убийства, враждебные закрытые сообщества. Официант в коллежде, наверняка шпион.
  -Мы с Чалметом читали По, Бодлера, Уитмана, Флобера, Чехова, это казалось нам романтичным! Гулять по городу, видя не просто постройки, но ожившие места из книг.
  -Вы подписывали письма «из-под покрова тьмы ночной»(из стихотворения Уильяма Эрнста Хенли), «вернитесь к пиру» (Шекспир, «Макбет»).
  -Это была ирония.
  -А позже вам казалось странным, что, пока вы писали друг другу истории на салфетках и декламировали стихи, к власти приходили Гитлер и Муссолини, умер Ленин.
  -Политика была вне сферы наших интересов.
  -Говорит автор "Прощай, Берлин", "Рамакришна и его ученики" и "Одинокий мужчина".
  -Всему свое время. Еще мы играли в бессознательное творчество: быстро записывали первое, что придет в голову.
  -Снег за окном. Еда. Как одиноко. У тебя был Чалмет. С кем я разговариваю? Опять вымучиваю текст. Нужно новый телефон. Телефон, граммофон, патефон. П-па-па, балерины. Иностранцы в Михайловском. Странцы, странные.
  -Хмм.
  -Ты меня отвлекаешь. И я не умею писать диалоги.
  -А что ты вообще умеешь?
  -Я пишу как могу. Ты тоже писал как мог, до той поездки в Берлин.
  -У меня были на нее деньги. Признаю, мог позволить себе бросить сначала Кембридж, потом медицинский колледж. И я ни на что не надеялся.
  -Берлин накануне Второй Мировой. Какое жуткое везение. И карьера успешного писателя. Ты всегда любил кино и оказался тесно связан с ним.
  -Не пересказывай статью с моей биографией. Ты боишься, что иначе все увидят твою неспособность писать…
  -Я не претендую!
  -...неспособность получить 3 балла. Даже здесь. А учительница из начальной школы еще удивлялась потом, что ты не поступила на журналистику. Не призналась ведь ей.
  -Кристофер, речь о твоей книге.
  -А почему на ты, кстати?
  -Особенности английского. И на тот момент ты немного младше меня. Очень смешно местами.
  

  
  В мечтах я был <…> окружен насмешливыми критиками и открытыми врагами, борец с вялостью, моральным разложением, угрюмо подавляющий романтические чувства к молодому человеку, и в конце концов триумфально преодолевающий все преграды, проходящий тест, восходящий в звании Мужчины.

  Иронизируешь над собой: «Я не умирал от неизученной разновидности паралича - хотя, читая некоторые наиболее отчаянные записи в дневнике, этого не скажешь»
  -Молодец, похвастайся своим посредственным знанием английского.
  -Ишервуд бы так не сказал, в книге нет яда и насмешливых комментариев по поводу знакомых. Только самоирония.
  -Так ведь ты меня пишешь.
  -И то верно.
  -Мне еще нравится описание делюкс-издания вашей с Чалметом будущей книги: иллюстрированное настоящими картинами маслом, резьбой по дереву и слоновой кости, в значимых местах взрываются фейерверки, все диалоги озвучены, страницы пахнут соответственно описываемым событиям и так далее. Из вас двоих Чалмет был настоящим постмодернистом, он считал «ошибкой веру в трагедию: суть в том, что в наши дни трагедия невозможна». Совсем недавно была Великая Война, но вы уже не можете поверить в ее реальность, даже по рассказам очевидцев.
  -Мы просто не могли представить себя на их месте. Что бы мы делали? Но я не был оторван от реальности, прекрасно знал, как тяжело получить бывшему военному работу, что толкает людей на забастовки, почему я могу позволить себе карьерные метания, а друзья - нет. Осознавал свои сильные и слабые стороны как писатель.
  -Тебе было одиноко и ты не мог понять, почему не можешь так же, как остальные просто наслаждаться танцами, морем, гольфом и чтением газет.
  

  
  Кто-нибудь когда-нибудь искренне был доволен перспективой остаться в вечной оппозиции, отбросами социума, до конца своих дней? Я, во всяком случае, всегда знал, что не был бы. Я хотел - как бы ни пытался убедить себя, в моменты самолюбования, в обратном - найти, неважно насколько скромное, место в обществе.

  -Я был счастлив, абсолютно счастлив.
  -И часто себе это повторял. Ты был молод. Начинающий писатель. Гей. Спасибо, что не пытаешься предстать ни вдохновенным юношей без забот и тревог, ни страдальцем. «Львы и тени» - не только карикатурные зарисовки из жизни английской молодежи. Хотя ваши постмодернистские изыскания - это что-то.
  -На свои бы посмотрела.
  -У меня, если честно, все 240 страниц в голове играла мелодия из «Одинокого мужчины» Тома Форда.
  -Неважно, кто как относится к моей ориентации, это - ярлык. Смотри, даже большинство книг не переведены. Но во «Львах и тенях» и так хватает волнений молодого автора, об этом я почти не говорю, в предисловии не зря стоит предупреждение не ждать откровений.
  -Чем мне закончить?
  -Твоя рецензия, тебе решать.
  -Может цитатой?
  

  
  Благоразумие? Мы ожидали это слово. Разве не Дьявол всегда благоразумен? Мы ли тебя не предупреждали? Уже забыл свой урок - что путь к спасению всегда лежит через совершение кажущегося безумия и глупостей?

  Зато я точно знаю, что начну с детской считалочки, она хорошо перекликается с темой молодости и выбора своего пути. "На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной - кто ты будешь такой?"
  -Как-то слишком сентиментально. Послушай, кажется, вся эта рецензия не работает. Чего от нее ждут: пересказ, игру слов? Мне не нужен рецензент, и я сам ненастоящий, игра твоего воображения. Если постмодернизм - потеря всяких связей и смыслов, дай книге шанс говорить за себя. А книгу я начал так:
  

  8

  112