Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Lions and Shadows

Кристофер Ишервуд

  • Аватар пользователя
    Аноним3 ноября 2017 г.

    Из дневников Кристофера Ишервуда
    Решено! Я стану писателем. Я понял это вчера, когда мы с Чалмерсом, пьяные вдугаря, сидели на лавочке около нашего отеля и смотрели на Монблан. Я буду вести дневник своих путешествий и таким образом приучу себя писать каждый день и доходчиво описывать то, что предстает перед моими глазами. Почему писателем? Во-первых, кем еще может стать выпускник привилегированной частной школы с перспективой учебы в Кембридже? Учителем? Ну уж нет, для этого придется слишком усердно заниматься и слишком много запомнить, а я патологически ленив. А во-вторых, что еще остается молодому человеку, родившемуся слишком поздно, чтобы попасть на фронт и защищать идеалы своего поколения в окопах? Поэтому решено. Может быть, это шампанское ударило мне в голову и водит сейчас моей рукой, но чем черт не шутит. Чалмерс, кстати, согласен.

    1989 год. На экраны выходит фильм Питера Уира "Общество мертвых поэтов". Место действия - дорогая американская школа для мальчиков, где обучаются студенты из богатых семей. Герои фильма находятся в том самом возрасте, когда человек вынужден выбирать свое будущее. Какое решение может принять мальчик в нежные семнадцать лет? Кто-то пойдет по проторенной дорожке: университет, степень, тепленькое местечко в фирме отца. Кто-то станет бунтарем и пойдет своим путем, указанным ли гениальным педагогом, определенным ли судьбой с самого рождения. Но есть и те, кому понадобится время, возможно, долгие годы и множество профессий, чтобы понять, чего он в действительности стоит и что ему уготовано.

    Из дневников Кристофера Ишервуда
    Чалмерс был прав, Кембридж - ад на земле, обитель монстров и просто унылое заведение. Вчера на лекции чуть не заснул, рассматривая портреты покойных деканов. В голове тем временем складывается сюжет моего первого романа. Он будет о выпускнике привилегированной частной школы, учащимся в Кембридже, на лекциях засыпающим от скуки, а в свободное время путешествующим вместе с другом по вымышленным улочкам Крысиного Города. Кое-что можно позаимствовать из стихов Чалмерса, уверен, он не будет против.

    1820 год. Карл Моргенштерн вводит термин "роман воспитания". Как только становится понятно, что под данное определение подходит любая история о становлении личности, по поиске своего "я" и места в жизни, о взрослении и превращении из куколки-подростка в бабочку-взрослого, такие романы сыплются как из рога изобилия. Писателя, этого патологоанатома душ человеческих, всегда интересовал тот момент, когда сырое нечто становится человеком, личностью. Запечатление момента, когда личность становится писателем, это восхождение по лестнице вверх, качественно иной уровень, своего рода вскрытие уже собственной души, взгляд внутрь: в какой момент я захотел понять, в какой момент я стал таким, какой я есть. Своего рода спираль, если хотите, уроборос или два зеркала, поставленные напротив друг друга, но направленные в прошлое. Писатель, пишущий о том, как он захотел стать писателем, отличный материал для психоаналитика.

    Из дневников Кристофера Ишервуда
    Requiescat in pace, учеба в Кембридже, ныне я свободен. Вперед, навстречу приключениям! В Лондон, в Лондон!.. Мы с Чалмерсом решили, что недостойно джентльмена жить на пособие или на шее у родителей, а потому занялись поиском работы. Но кем может стать студент-недоучка из Кембриджа, бегло говорящий по-французски, с грехом пополам цитирующий Данте и Шекспира и обладающий хорошо поставленной речью и каллиграфическим почерком? Репетитором, конечно. Оказывается, для этого совсем не надо много знать, мой первый ученик, занятный парнишка восьми лет, решает задачки гораздо быстрее меня, достаточно произвести хорошее впечатление на мамашу. А какие перспективы открываются для будущего писателя! Полу-слуга, полу-бедный родственник, ты оказываешься вхож в дом и внезапно посвящен в его самые сокровенные тайны, стыдливо доверенные тебе той самой мамашей. Океан для исследований, бездонный колодец вдохновения... Роман о кембриджском студенте заброшен, пишу о нелегкой жизни молодого человека вынужденного зарабатывать частными уроками и втайне мечтающего стать писателем.

    1937 год. Кристофер Ишервуд пишет, чуть позже публикует автобиографический роман "Львы и тени. Образование в начале 20-х". Все имена изменены, за исключением самого рассказчика. У читателя не остается ни тени сомнения, что Ишервуд говорит о себе. Впрочем, он говорит только о себе. Писатели - самовлюбленные павлины. люди искусства - самовлюбленные павлины. Все люди - самовлюбленные павлины, способные говорить только о себе. Но только писатель способен во время этого нескончаемого монолога посмотреть на себя со стороны. На себя ли? Является ли Ишервуд образца 1937 года тем же человеком, что и Ишервуд образца 1920-х годов? Или это абсолютно другой человек, который только благодаря этой своей инаковости и может разглядывать молодого наивного Ишервуда версии 1921-1929 словно под микроскопом? Поэтому он и может с беспощадным сарказмом выкладывать не только свои первые опусы, но и литературные потуги лучших друзей? О, если бы я дружила с Ишервудом, то наверняка возненавидела бы его за такие плевки в сторону самых ранних и хрупких плодов моего творческого начала. Бедный, бедный Чалмерс!..

    Из дневников Кристофера Ишервуда
    Я решил стать врачом. Во-первых, мне нужен постоянный заработок. Во-вторых, врачей все уважают, и мне не нужно будет мучительно размышлять, что же ответить на безобидный в сущности вопрос "Кем вы работаете?" В-третьих, Чехов был врачом. Уверен, я тоже смогу черпать вдохновение в случаях из практики, а врачебная деятельность позволит мне получше познакомиться с самыми разными сторонами человеческой души. Чалмерс в восторге от моей идеи, да и родители рады.

    1921-1929 годы. Годы относительного затишья в Европе. Годы, когда стал понемногу забываться гул канонады с полей Первой мировой, а идея Второй еще даже не витала в воздухе. Годы, когда Кристофер Ишервуд превратился из обычного английского школьника в писателя мирового значения. Нет, он еще не написал свои лучшие книги, еще не познакомился с Трумэном Капоте, еще не стал продвигать ведические идеи на Западе и не стал символом движения пацифистов, отказавшись давать клятву при принятии американского гражданства только потому, что в ней говорилось, что он должен защищать страну. Нет, в 1929 году, когда Кристофер покидает Лондон и уезжает в Берлин, он еще никто, если не считать 300 проданных экземпляров дебютного романа. По сути, все что он ни делал в эти годы, ему абсолютно не удавалось. Он не закончил Кембридж, он бросил учебу в медицинском колледже, он не смог начать жить отдельно от родителей, не смог найти постоянную высокооплачиваемую работу. Он, что самое обидное, не прославился на литературном поприще, но именно все эти "не" создали такого Ишервуда, которого мы знаем: ироничного, едкого, наблюдательного, меланхоличного, невротичного, наверное, гениального. Поэтому мы оставим его в этом поезде, мчащемся из Лондона в Берлин, навстречу будущему и славе.

    Из дневников Кристофера Ишервуда
    В течение тех десяти часов, что длилось путешествие, я, свернувшись сонным калачиком в углу жесткого сиденья, думал, полагаю, о своем будущем. Но перед внутренним взором моим была пелена, я не видел дальше того вечера, когда я встречусь с Вестоном и, возможно, с самим Барнардом. Эти двое обо всем позаботятся. Я всецело был в их руках и радовался этому. Однажды, без сомнения, я снова стану беспокоиться и переживать, стану строить планы и схемы, пытаться как-то организовать мою жизнь. Однажды я перепишу "В память" и напишу все те книги, которые я планировал. Но в тот момент я был всего лишь путешественником, доверившим свое тело и свою душу поезду, несущемуся на восток. Я был счастлив просто от того, что мое путешествие началось.

    18
    180