Рецензия на книгу
Евгений Онегин
Александр Пушкин
Аноним21 октября 2017 г."Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призрак невозвратимых дней…"
Свою, условно говоря, «рецензию» я пишу как некие скромные заметки о чувствах и мыслях, которые сопровождали мою вторую «встречу» с «Евгением Онегиным».
Повторное прочтение «школьного» «Онегина» в сознательном возрасте есть истинное удовольствие! Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что и в школьный процесс чтения этого произведения был событием – прекрасный любовный роман, в стихах, с таким чудным языком! Это было очень романтично! Какое же интересное сопоставление восприятия «Евгения Онегина» тогда и сейчас – как открылся читательский взгляд, как много теперь я заметила в романе других тем, кроме любви и дуэли.
И тут особенно обогатил чтение тот материал, который я нашла в книге Ю. Лотмана «Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий». Он дал мне более панорамное восприятие самого духа XIX века. Еще я с большим интересом читала авторские (Пушкина) комментарии – в них тоже было много подробностей, которые более объясняли смысл упоминаемых лиц, событий, авторов, каких-то французских слов, выражений и даже предметов, которыми пользовались.
(«Умильно на пучок зари3 Они роняли слезки4 три;», «На столик ставят вощаной1 Кувшин с брусничною водой. (В деревне день есть цепь обеда.)», «Со славой красных каблуков И величавых париков.2» и пр. )
Это сделало возможным читать более осмысленно, постигая глубину и ценность всего описанного, ведь Пушкин под видимой легкостью создал огромной плотности текст - у него каждое слово, имя, фраза занимает точное место, наполняя необходимым смыслом, оттенком все полотно романа – «декорации» богатейшие, живые и очень искусные! Как один из примеров хочется привести некую сцену, которую Пушкин, видимо, описал из своих личных воспоминаний об этом эпизоде:
«И путешественник залётный,
Перекрахмаленный нахал,
В гостях улыбку возбуждал
Своей осанкою заботной,
И молча обмененный взор
Ему был общий приговор»,Где в лице перекрахмаленного нахала упоминается «по догадке С. Глинки, современника Пушкина, - это Томас Рейкс, английский путешественник, живший в Петербурге в 1829-1830 гг»
Всего 6 строк и уже перед глазами целая сцена, где есть образ нахала и реакция на него света – «молча обмененный взор»! Изумительно!
Вообще, в этот раз, я с большим удовольствие внимала именно самому Пушкину (теперь именно он показался мне даже более главным, чем Онегин), когда он делился своими размышлениями, воспоминаниями, подчас грустными, или наблюдениями, разворачивая картины светской жизни высшего общества во всей ее красе – чего стоят многочисленные картины балов и приемов, где
«…Входят гости. Вот крупной солью светской злости Стал оживляться разговор;» и
«Тут был, однако, цвет столицы,
И знать, и моды образцы,
Везде встречаемые лицы,
Необходимые глупцы;
Тут были дамы пожилые
В чепцах и в розах, с виду злые;
Тут было несколько девиц,
Не улыбающихся лиц;»И прав Юрий Лотман в том, что открывая «Евгения Онегина», начинаешь понимать, что это глубина и красота безмерная – в нем всегда будет чему удивляться, и чем наслаждаться, и что изучать, ведь это такой захватывающий процесс – вглядываться в ту эпоху, где жил сам Пушкин, и постигать опять же что есть сам Пушкин!
Повторюсь, опять же скажу - как много в романе самого Пушкина, как много в нем природы, красоты, упоения жизнью во всех ее гранях! Ах, да, еще есть Онегин, но и он уже не тот, холодный герой любовной драмы, простой образ которого мне виделся в школьную пору… Нет, теперь к нему другое отношение, другие чувства… Как жаль бездарную жизнь, бесцельное существование, когда день за днем проходят годы в пустой круговерти… И одно из последних сопоставлений – сам роман показался каким-то неожиданно коротким - прочитана последняя глава и … сожаление – «И на этом все?» В юности он казался огромным , большим, слишком «энциклопедическим». Тогда перечитывались и «смаковались» самые романтические главы и места, (ну и те, конечно, что задавались на уроках литературы) – где все про чувства, объяснения в любви, окончательное объяснение… Теперь же, с самых первых строф «Не мысля гордый свет забавить…» роман открывал свои сокровища чудом пушкинского виртуозного стиха – легкого, изящного, необыкновенно точного в красках, богатого в деталях, да и музыкального – его хочется читать вслух, заучивать наизусть, чтобы оно, Пушкинское Слово, зву-ча-ло!!! Какое же это удовольствие «бродить» по роману, вновь и вновь перечитывая то там строфу, то здесь главу, вслушиваясь в гармонию стиха, увлекаясь разъяснениями комментариев, и порой забывая о времени. И нет желания расстаться с ним, убрав в книжный шкаф. «Евгений Онегин» стал каким-то постоянным спутником - теперь он так и лежит рядом на полочке, чтобы в любой момент можно было открыть и … остаться на его страницах: посмотреть вместе с Пушкиным на осеннее небо, где «гусей крикливых караван тянулся к югу» полюбоваться как «Бразды пушистые взрывая, Летит кибитка удалая», и вот уже наблюдаем вместе с поэтом: «Когда на бледном небосклоне Звезд исчезает хоровод, И тихо край земли светлеет, И, вестник утра, ветер веет, И всходит постепенно день…» И переживаем за Татьяну: «Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью; Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь, милая; но прежде Ты в ослепительной надежде Блаженство темное зовешь,…»
А как много в романе заметок Пушкина о человеческой природе: от самых известных («Привычка свыше нам дана: Замена счастию она», «Чем меньше женщину мы любим…») до более глубоких:
«Хлопочем, судим обо всем,
Что пылких душ неосторожность
Самолюбивую ничтожность
Иль оскорбляет, иль смешит,
Что ум, любя простор, теснит,
Что слишком часто разговоры
Принять мы рады за дела,
Что глупость ветрена и зла,
Что важным людям важны вздоры
И что посредственность одна
Нам по плечу и не странна?»И ироничных:
«О люди! все похожи вы
На прародительницу Эву:1
Что вам дано, то не влечет,
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;2
Запретный плод вам подавай:
А без того вам рай не рай»И провидческих: «Блажен, кто праздник жизни рано Оставил, не допив до дна…»
И становится понятно, что это «общение» с романом не последнее, несмотря на душевное в простоте прощание Пушкина с читателем:
«Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
…Дай бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!»19513
