Рецензия на книгу

• 

  Аноним22 сентября 2017 г.

  Путеводитель по рассказам Соммерсета Моэма.

  К рассказам Соммерсета Моэма я отношусь без особенного пиитета: всеобщие похвалы, расточаемые какому-то одному произведению или писателю, скорее, способны настроить меня против его произведений. И тем не менее, ряд его рассказов очень хороши, на мой взгляд. Он старается удивить, обескуражить читателя, и для такиих малых форм, которые он избирает в конкретном случае, он добивается удивительного эффекта.

  Поистине, удивителен рассказ «Дождь». Я бы его охарактеризовал как рассказ-айсберг, в котором большая часть повествоания и реальных событий, имеющих значение, происходит вне нашего поля зрения. Поэтому итогом становится нечто непонятное и удивительное. Отгадка же даётся буквально несколькими строчками, обычно в конце произведения. Скажем, в данном случае я и вовсе не уверен, что правильно понял смысл финала, выдержанного слегка в детективном духе.
  Мне не очень понятны ответы на вопросы: кто убивает миссионера?
  Если он сам, то с чем это связано? Моё предположение, его смерть как-то связана со словами мисс Томпсон — той самой блудницы, которую он пытался образумить и вернуть на путь истинный.
  Но если само это предположение очевидно, то детали уже не настолько прозрачны. Насколько я понял, он её полностью морально сломил, добился её раскаяния, добился того, чтобы она не только вернулась на путь "исправления", но и приняла позор и наказание в родном городе. Но что произошло затем?
  Правильно ли я понимаю, что эта падшая женщина сумела как-то обольстить любителя почитать библию, и именно с этим связаны слова о том, что все мужчины одинаковы? Но чем она сумела его обольстить? — я подозреваю, что отнюдь не только плотской стороной вопроса, насколько бы она в этом смысле не превосходила действующую жену миссионера, но неожиданно открывшейся священнику духовной красотой этой особы, которая вроде бы встала на путь исправления! Своей слабостью и беззащитностью перед ликом господа, на защите которого стоят такие страшные орудия.
  Я так понимаю, что миссионер пытался успокоить свои страшные метания, как раз читая библию. Внешне он одержал победу, но покорившаяся женщина была для него ещё страшнее. Это стало для него чем-то вроде западни, сродним тому острову с его глухой бухтой, в которой они так надолго застряли.
  Ещё одно подозрение, одна догадка: мне кажется, этот женский персонаж своей непосредственностью и любвеобильной простотой очень напоминает Рози из «Пирогов и пива». Разве что характер у неё чуть более склочный.
  Интересно также проследить, как менялось отношение врача к миссионеру. Мне кажется, коренной перелом в его отношению к разносчику религии случился, когда тот рассказал ему, как он прививал местным туземцам понятие греха, до этого, по сути, жившим в невинности. На мой взгляд, это очень значительный эпизод, отражающий позицию самого автора.

  Чем более я задумывался над рассказами Моэма «Макинтош» и «На окраине империи», тем больше видел в них сходства, но такого, которое обусловлено внешними достаточно серьёзными, коренными различиями. И, конечно, интересно, насколько независимо эти рассказы появлялись на свет. Под воздействием одно ли и того же события или нет? Или и тот, и другой являются полностью конструктами грандиозной фантазии автора, причём независимыми. Сочинял ли он их на спор, пытаясь проиллюстрировать совершенно различные и едва ли не противоположные позиции главных героев?
  И в том, и в другом рассказе убийство совершается руками туземцев (малайцев или жителей Океании,— это уже не так важно), но на пользу и в соответствии с желаниями других главных героев.
  Только Макинтош желал смерти своему начальнику, а Уорбертон, напротив, сам был начальником, и желал смерти своему подчинённому Куперу.
  При этом и знак равенства между Уокером - начальником Макинтоша и Уорбертоном также ставить будет неверным, поскольку, да, и тот, и другой, по сути, местные корольки, единоличные и не терпящие конкуренции, однако, Уорбертон относится к местному населению слишком уж жёстко, как к расходному материалу, или, вернее будет сказать, как к скоту, который хоть и любит, но нечеловеческой любовью, без уважения. Он не такой садист и вздорный тип, как Купер: население острова сумело к нему привыкнуть и его любит и уважает, как народ любит, терзающего его тирана. А вот Купера малайцы терпеть не могли сами по себе.
  Макинтош для убийства своего начальника, по сути, вкладывает пистолет в руки Мануме, наводит его на мысль о возможности убийства. Вопрос спорный, однако сам Манума без молчаливого одобрения заместителя Уокера вряд ли бы на это решился. Ведь он был практически сломлен.
  Тогда как в своей смерти виноват как раз исключительно сам Купер: к своей жизни он относился несколько наплевательски и пренебрежительно к малайцам, причём всячески тираня и издеваясь над ними. И это не могло не иметь последствий, он как будто бы сам испытывал судьбу и делал всё всем на зло. Характерно, что Уорбертон настойчиво, пусть и для проформы, но всё-таки предупреждал своего подчинённого о грозящей ему опасности. Предупреждал не раз, но тот не слушал его предупреждений, а, скорее, делал всё, чтобы насолить своему начальнику.
  Важное различие состоит также и в раскаянии: Макинтоша оно приводит к самоубийству, после того, как он понимает, чем на самом деле был Уокер для подчинённых своего острова. Уорбертон же чувствует небывалое облегчение, оставшись, наконец, опять наедине со своими любимыми туземцами. И ведь, характерно, что в обоих рассказах фигурируют ножи, да только нож, как олицетворение воли местного народа как раз не причиняет никакого вреда Уокер. Роковую рану ему наносит пистолетный выстрел.
  Занятно и то, что Купер столько смеялся над снобством своего начальника и больно его этим ранил, при том, что он-то кажется снобом едва ли не большим — по отношению к местным жителям. Впрочем, не уверен, что Моэм вкладывал в рассказ мысль такого содержания...

  Одним из самых воспеваемых рассказов Моэма, настолько, что я буду предельно неоригинальным, занимаясь тем же самым, является рассказ «Мистер всезнайка» о нитке жемчуга. Это один из рассказов практически без сюжета, то есть, если тут и есть некая история, то разворачиваться ей суждено лишь в мыслях у читателя. Рассказ полон условностей и оговорок из века девятнадцатого, хотя и был написан в 1925 году. И именно эти намёки позволили говорить о жемчуге, а рассказать о женской судьбе. Говорить о смешном болтливом педанте, а рассказать о красивой запретной любви и сочувствии к этим запретным отношениям. Быть может, рассказ этот так хорош тем, что он прост. По крайней мере, заметно проще, чем рассказ дождь, финал которого по причинам мой простоты и необразованности понятен невполне, и в отношении него я терялся в догадках.
  Понравилась мне в нём и краткая ремарка о том, как поменялось отношение главного героя, олицетворяющего автора, к мистеру Келаде, который оказывается чуть сложнее и намного человечнее, чем можно было думать изначально.
  Я, конечно, повторюсь, но размышлять об этой по сути нерасказанной истории миссис Рэмзи можно практически бесконечно, и занятие это чрезвычайно увлекательно: каким образом эта красавица вступила в такой брак? Кто её богатый воздыхатель? Чем закончился их роман и закончился ли?
  В любом случае, нечто схожее мне видится, как в Келаде, оказавшимся далеко не таким простым и нудным субъектом, каким он казался изначально, так и в миссис Рэмзи, оказавшейся отнюдь не той женщиной, чьим главным украшением является скромность, а именно такой изображает её в самом начале автор.

  Рассказ «Рыжий» — более глубокое и просторное для размышлений произведений, чем рассказ о нитке жемчуга. Прежде всего, не могу не восхититься тем, как автор ловко обманывает читателя, подсовывая ему отгадку ещё до начала основной истории. Так, что нынешний образ Рыжего да и его возлюбленной настолько сильно контрастирует с историей их огромного чувства, что он совершенно не вяжется с этой историей, он просто немыслим в качестве главного героя этой повести. Не знаю, было ли это задачей Моэма, даже если и не было, то получилось так, как получилось и судить теперь можно только по этому, но мне показалось, он отчасти хотел показать, что история великого чувства может пережить самих участников этой истории, даже если он при этом и живы, но они сдались ли на милость произвола ли судьбы или рутины жизни, либо пошли на поводу у собственных низменных чувств и лени, но так или иначе, лучшая достойнейшая часть их самих осталась в их чувстве, запечатлённом навеки, которое составляет огромный контраст с их нынешним теперь состоянием.
  Замечетельно и тот, как теряет интерес к острову и своей жене местный житель, когда он разгадывает эту загадку и личность Рыжего, для него спадает покров тайны и красота, романтика этой истории развеивается без следа. Вместе с этим пропадает и очарование места.

  За что многим так нравится Моэм и особенно его рассказы, ведь в на короткой дистанции, эта его черта прослеживается ещё более чётко, так это за умение преподносить сюрпризы. Подавляющее большинство его рассказов удивляют в концовке. И концовка его рассказов порой способна перевернуть всё с ног на голову. В этом смысле очень симптоматичен рассказ «Безволосый мексиканец». На протяжении всего произведения нагнетается атмосфера и создаётся дикий, неправдоподобный, фантастический образ и при этом чрезвычайно романтический, обладающий неким таинственным магнетизмом и силой. Поэтому концовка соответствующего рассказа переворачивает всё вверх тормашками. Если Мексиканец и совершил убийство, то, как выходит из телеграммы, пришедшей Эшендену, совсем не того человека. Как он при всех своих талантах сумел так облажаться? Как не почуял ошибки он, изображающий из себя такую чуткость на ниве военно-шпионских дел? И самое главное к чему, как мне кажется, подводил автор. Не совершил ли он ту самую роковую ошибку, убив в Мексике свою возлюбленную, которой так долго добивался. Может быть, её никто к нему не подсылал и он лишь стал сам и сделал её жертвой своей мнительности?

  Ровно такое же ощущение рождает во мне рассказ, где лирического двойника автора приглашает известный в прошлом романтический поэт. И автор решается принять приглашение. Как старательно нагнетается соответствующая атмосфера, заставляющая предвкушать нас появление гения. Это всё способствует: обстановка двора, дома, наконец, сама благообразная величественная внешность старца, который, единственное, оказывается не поэтом, а продавцом щетины! Такой мгновенный перепад, контраст призван убедить читателя в том, что не следует доверять внешним эффектам ни в чём, вернее, в них не следует видеть намёков на что-то большее, чем они сами.
  В этом смысле, Моэм представляется мне автором детективом без убийств и зачастую без преступлений, но где, тем не менее, есть загадка, пусть и искусственно созданная порою автором, для того, чтобы мы, читатели, поломали голову.

  У Моэма есть два схожих рассказа о людях, чьё состояние подошло к концу, которые оказались на мели по тем или иным причинам. Только последующее их поведение абсолютно различно.
  Главный герой рассказа «Вкусивший Нирваны», состояние которого запланированным образом закончилось через 25 лет проживания на острове Капри, собирался покончить с собой. Однако долгое время ему просто не хватало сил на то, чтобы достойно уйти из жизни. Моэм делится с нами метким замечанием: условно говоря, при хождении по плоской местности атрофируются мышцы, необходимые для подъёма в гору. Уилсон начинает жить в долг, и потом всё-таки делает попытку уйти из жизни, отравившись угарным газом. Но его смогли откачать. И некие крестьяне берут Уилсона к себе, поскольку привыкли к нему с тех пор, как он снимал у них домик. И это возвращение к жизни как-то совершенно надламывает бывшего банковского служащего, вкусившего абсолютного счастья проживания в красивейшем месте земли. Сумев принять первое волевое решение об отъезде из Англии он в итоге сумел принять и последующее об уходе из жизни, но сделал это не столь убедительно, сделал это условно говоря дрожащей рукой. От его прежней интересной и симпатичной натуры практически ничего не осталось. От людей его гнало, такое впечатление, чувство нестерпимого стыда за неисполненное обещание. Жизнь его перестала быть прекрасным произведением искусства, прекрасным и, прежде всего, законченным. Мне, кстати, показалось, или Моэм действительно где-то упоминал о том, что в последствии этот его герой преобразился в Ларри Даррела из «Острия бритвы»? — Да только я представлял Ларри гораздо более глубоким и цельным персонажем, столь же непонятным для прочих людей, способным на уход от любых благ, любого счастья, на бегство от цивилизации. Он, с одной стороны, более решительный, по своему, более деятельный, склонный всё же к переменам и неоднократным, постоянно бегущий с насиженного места, каких бы успехов и озарений он не добивался на прежнем месте образования. Ларри из «Острия бритвы» не был склонен к безвольному поглощению благ жизни и её красоты, по-своему он был гораздо более деятельным и беспокойным. Я считаю его куда как более сложным и продуманным персонажем Моэма, но своеобразная прелесть присутствует и в этом рассказе Моэма.

  И посмотрите, какой разительный контраст с главным героем рассказа «Нищий», где главный герой, бывший клерк торговой компании, также решился на перемены и переехал из Америки в Рим, но его вера в свой талант писателя по-видимому не оправдалась. Во времена молодости его отличала непоколебимая вера в свой талант и превосходство над собратьями по творчеству, с которыми он частенько делил стол и беседу. Каким странным экзотическим образом он не потерял с тех пор уверенности в себе, своей гордости, которая настолько странна и немыслима в его нищенском состоянии? Но обратите внимание на его непреклонность, на этот жест, с которым он отбрасывает купюру, протянутую ему свидетелем его юношеского максимализма. Что он пытается сказать этим? То, что он не сдался? Но это очень верное наблюдение, о особой порой чрезвычайно ярко выраженной гордости, свойственной нищим. Другой вопрос, почему эта гордость проснулась в нём таким показным образом только после того, как к нему подошёл герой, отождествляемый с автором. С другой стороны, он и попрошайничал-то как-то с достоинством, а не как остальные. И тут, наверное, следует задуматься даже над тем, почему он так и не вернулся к обычной жизни. Видимо, ему казалось, что назад пути нет, что при его таланте немыслимо оставлять любимое занятие, но тут самое парадоксальное: а разве он его в итоге не оставил своими нищенствующими скитаниями? Моэмовский Чарльз Стрикленд, в итоге-то, так и не оставил своего занятия, так и не разуверился в себе. Что тогда случилось с этим нищим — он разочаровался в своём таланте, в целом искусстве, то есть я как бы не очень понимаю, неужели не было иного выхода, иного способа или он настолько утратил интерес к жизни, что дальнейший её ход не очень интересовал рыжеволосого писателя? Возможно, что и так?

  Едва ли не более всех прочих мне понравился рассках «Санаторий», действие которого развивается в санатории для лёгочных больных. На протяжении всего этого глубокого и по-бунински серьёзного произведения, не терпящего полутонов, разворачивается борьба. И не между отдельными персонажами рассказа, а глобальная борьба любви и смерти. И любовь одерживает две победы: одну локальную, связанную с сюжетом произведения и решениями отдельных персонажей, и другую — которая горит зарёю над теми, кто смерти проиграл, но не покорился ей. То есть речь идёт, конечно, о том, на что людей может подвигать благородство чужого чувства.
  Долгожданный для Кембла уход из жизни Маклеода приоткрывает нам тайну их, на самом деле, парадоксальной и противоречивой дружбы, без которой начал загибаться и другой любитель бриджа.
  Осознание этого факта заставляет побыстрее соединить свои судьбы Айви Бишоп и майора Темплтона, людей тем самым обрекающим себя на скорую смерть. Но несколько месяцев безоблачного настоящего счастья в их глазах перевешивают долгую и нудную жизни в санатории. Осознание этой простой истины заставлет переосмыслить свои взгляды даже такого заурядного человека, как Генри Честер — бухгалтер из Лондона, который от осознания смерти, ожидающей именно его, отдалился от своей ни в чём не повинной жены. Он её прощает, просит у неё прощение сам. То есть Моэм пытается подтолкнуть нас к мысли, что только любовь, творение текущего момента, заставляет нас жизнь, закрывая глаза на маячущую за спиною смерть. Разве не прекрасен и не справедлив такой вывод? И для меня стало определённым откровением, что несколько сюжетных линий, несколько конфликтов между персонажами автор умудрился вместить в рамки рассказа-повести, тогда при пересказе может сложиться впечатление, что перед нами роман. И это в моих глазах очередное подтверждение того факта, что Моэм был именно автором рассказов, который написал несколько хороших романов, но главным в его творчестве были именно короткие формы, в которых он был необычайно силён.

  3

  70