Рецензия на книгу

• 

  Аноним1 сентября 2017 г.

  О МЕТАУРОВНЕ.

  Если самое сложное по  структуре в "Опоздавших к лету" то "Солдаты Вавилона", если самое любимое, то "Путь побежденных", но если произведение с самым большим  количеством возможных трактовок - то "Мост Ватерлоо". И не только в составе этого цикла. Случилось как-то в разговоре о книгах пытаться определить, о чем повесть. Набрав дюжину вариантов, махнули на это безнадежное дело рукой. Количество смыслов, подсмыслов и подподсмыслов в небольшом - сотни полторы страниц - объеме превышает мыслимые пределы, выводит повесть за границы жанра и формы  на метауровень, где обитают небожители: мифы, легенды, сказки и лучшее из созданного авторским гением. Заявление достаточно смелое, но это плод глубокого убеждения: "Опоздавшие" - лучшая вещь современной российской литературы.

  Итак, о чем? О войне. Действие в мире гиперромана, словно бы нарочито привязанное из трех человеческих состояний: творение, существование и разрушение - к последнему и не умеющее оторваться, обрывается на Первой Мировой нашей реальности в "Колдуне", чтобы продолжиться приблизительно во времени, соответствующем началу Второй Мировой. Точных аналогий не проведешь, да и без надобности. Промежуток в котором люди романа зализывают раны и учатся жить с осознанием того, что прогресс сам по себе не меняет человеческой природы в лучшую сторону, но у него хорошо получается совершенствовать методы массового убийства. Так вот,этот кусок истории за рамками повествования.

  Строго говоря, войны здесь не покажут, в фокусе внимания строительство наступательного объекта первостепенной важности. Мост через горное ущелье,между воюющими сторонами. А поскольку мосты - это сооружения, соединяющие берега, то для воплощения необходимо сотрудничество, которого во время войны не может быть по определению. Выход найден - остроумное решение инженерного гения сделало возможным прокладку с одной стороны. Забегая вперед, скажу: расчет базируется на неточной формуле - точная в стране под запретом, поскольку выведена человеком, который объявлен вне закона (абсурд? не более, чем запрет генетики и кибернетики в СССР). И вот еще несколько трактовок: книга о том, что любая связь возможна лишь как результат совместных усилий ее участников; о потенциальной нежизнеспособности самого масштабного проекта, в основу которого положен неверный посыл; о тотальном идеологическом контроле, обнуляющем плоды любых усилий; о последствиях использования неполной или искаженной информации.

  Информационная тема возвращает к сюжету, в центре которого не столько строительство, сколько освещение процесса средствами кинохроники (из всех искусств для нас важнейшим является кино), для каковой цели к месту действия прибывает съемочная группа: три оператора, техперсонал и куратор из министерства пропаганды. А теперь угадайте с трех раз, отобразит хроника реальное строительство моста или картину, скорректированную в соответствии с идеологией? С одного раза угадали? Молодцы. Но вы и представить себе не можете, как много может быть градаций у искажения реальности, каких масштабов кафкианского абсурда может оно достигать. И вот еще кластер близлежащих тем: что есть правда, а что истина; насколько первая отличается от второй; принятие границы допустимой степени искажения информации, как неотъемлемого свойства коммуникации между индивидами и их группами и уровень приемлемости сознательного искажения.

  В нашем случае все сложнее, потому что господин из минпропа не просто руководит съемочным процессом, но, с определенного момента, выстраивает его в соответствии с написанным собой сценарием и тут сюр сменяет инфернальность. Очень скоро возможности выстраивать мизансцены становится ему недостаточно. Господин Мархель примеривает роль Творца и находит этот наряд вполне для себя удобным: в плечах свободно, промежность не давит, ходить не мешает. По времени это совпадает с началом торможения в строительстве - поняв свой фатальный просчет, инженер кончает с собой и работы идут уже ни шатко, ни валко; и ошибочность начального посыла становится очевидна неспециалисту. А задача пропаганды не в последнюю очередь состоит в том, чтобы объяснять неудачи происками врагов: внутренних и внешних.

  Не властный над внешними, внутренних руководитель съемочного процесса имеет в распоряжении без счета и в контексте реальности книги "в распоряжении" именно означает возможность безраздельно распоряжаться подчиненными, которые перестают быть людьми, становясь расходным материалом. Воннегутово: "люди, низведенные до жидкого состояния" тут куда как актуально. Порой сцены этой категории физически невыносимо читать (но странным образом легче слушать, потому что на сей раз "Мост Ватерлоо" был со мной в формате аудиокниги и голос Avgry в наушниках дает ощущение руки друга, проводящего тебя через круги здешнего ада, не оставляет наедине с ужасом описанного).

  Власть одного человека над другими: границы и механизмы контроля; изменение всех уровней реальности наполеоновыми амбициями, не встречающими отпора; готовность большинства безропотно принять любые формы властного произвола над собой: легитимизация в общественном сознании недопустимых в принципе вещей, обусловленная их частой повторяемостью. Думаю, что количество возможных трактовок уже и теперь больше дюжины, я еще не сказала о том, как в отдельно взятом индивиде профессионализм не коррелирует с человеческими качествами; о возможности уничтожить зло в зародыше, которой не пользуешься по недомыслию или из моральной брезгливости, а после, превратившись в Зло, оно уничтожает то, что тебе дорого, да и от самого тебя мало что оставляет. Об ответственности за совершенное им, которую невольно разделяешь, хотя не факт, что этого не случилось бы, воспользуйся ты возможностью, которая кажется такой заманчивой и очевидной.

  Об отложенной жизни. О том, как запрещаешь себе быть счастливым, подчиняясь выдуманным внешним условностям. А когда их недостаточно, придумываешь собственные. О любви, которой позволяешь пройти мимо себя, отпускаешь без борьбы за нее, а после смотришь, как любимый человек мается с недостойным соперником, продолжая любить, но в праве на счастье ты себе уже отказал, а значит отказал и ему, ей. О том, как всю жизнь делаешь "не то", надеясь, тем не менее, в глубине души, что твое настоящее в итоге прорастет сквозь гумус и по себе оставишь разумное-доброе-вечное. И о том, как некоторым даже удается, но очень немногим и крайне редко, а большая часть так и остается погребенной под слоями гумуса.

  Эта книга, как матрешка с бесконечным количеством вложенных фигурок, всех перебрать немыслимо. Но суть в другом. В том, что сотворенная авторским гением реальность горного ущелья и убогий быт загнанных в него, чтобы заниматься безнадежным делом людей перестают быть книжными и придуманными, обретают непредсказуемую подлинность живого. Невыносимую горечь и сладость концентрированной жизни

  7

  227