Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Стихотворения

Гай Валерий Катулл

  • Аватар пользователя
    Аноним1 августа 2017 г.

    на римском социальном дне с Катуллом.

    Во II в. до н.э. начинается эллинизация Рима. Молодёжь учит греческий язык, изучает греческие науки, очаровывается драмой, лирикой и философией. Все попытки консервативного крыла цензурировать определённые аспекты греческой культуры терпят крах и Рим наполняется эллинофилами. Все ранние римские авторы – выходцы из греческой культуры. Теренций и Плавт занимаются контаминацией греческих комедий, Цезарь вдохновляется Ксенофонтом, Цицерон мечтает стать вторым Платоном, а Лукреций воспевает эпикурейство. В это самое время появляется и Гай Валерий Катулл, чьи стихотворные размеры – копия древнегреческих метров.

    Поэт «родившийся» на стыке двух культур, становится новатором в своей области. Он смешивает архаизм Греции и новизну современного Рима, употребляя грецизмы, просторечные слова, галльские диалектизмы и неологизмы, он проводит эксперимент над языком и открывает дорогу римским литераторам нового поколения.

    Гай Валерий Катулл, как и большая часть представителей римской литературы (исключение составляют Цезарь, Лукреций и несколько других писателей), родился в провинции. Статус провинциала, включавший в себя частичное ограничение в правах и второсортность, безусловно повлиял на личность поэта, определив его круг общения и политические предпочтения.

    В Риме он становится во главе кружка молодых поэтов, провозгласивших превосходство малых литературных жанров и стремление к формальному мастерству в области языка, метрики и композиции. Их стиль отличался едкими эпиграммами, ямбами и вольными стихотворениями любовного характера. Уже после смерти Катулла, Цицерон презрительно назовёт представителей этого кружка – «неотериками». Что можно вольно интерпретировать как «модернисты».

    Новатор, революционер, провинциал – это все хорошо, но как же влюблённый? Ведь Катулл - лирический поэт, он писал про любовь и воспевал свою возлюбленную. «Odi et amo», воробушек, имеющий возможность играть с Лесбией и кусать ее за пальчики, вот с чего надо было начинать.

    Нет.

    Вопреки расхожему мнению, в творчестве Катулла любовных стихотворений не больше 1/4 от общего числа. Остальные 3/4 состоят из ругательных посланий, посланий друзьям и описаний путешествий. Каждое лирическое стихотворение имеет конкретный повод для написания и свой адресат. Это наполняет поэзию жизнью, позволяет нам разглядеть личность автора и изучить его биографию, несмотря на все попытки противопоставить себя человека – себе поэту.

    У Катулла два любовных объекта: юноша Ювенций и Лесбия. Оба предпочитают поэту других, тем самым распаляют его любовный недуг все сильнее. И если интрижка с Ювенцием стала лишь поводом для бранных строчек в адрес двух похабников – Фурия и Аврелия (+ немного повисел на кресте за поцелуй с ним), то любовь к Лесбии свела его в могилу.

    Воспев воробья, Катулл не заметил как сам превратился в птицу, попавшую в силки. Он то отчаянно пытается выбраться из них, призывая себя стать твёрдым и сильным, то смиряется и посвящает всего себя Лесбии. Он любит ее и ненавидит. Из-за любовной обиды его ум сам на себя восстал. Бедный, бедный Гай Валерий.

    Пока Катулл бьется в силках любви, распутная Лесбия, она же Клодия, продолжает со всеми блудить, не забывая никого, даже своего брата Публия Клодия Пульхра, который попутно развивает тему инцеста, сношением с матерью. Да, это тот самый Клодий, который стал «яблоком раздора» между Цицероном и Цезарем. Проникнув в женском платье на таинства, он скомпроментировал жену Цезаря и вызвал их развод. И если у вас возникло сочувствие к Цезарю, то Катулл быстро его затмит своим едким ямбом, посвящённым распутной жизни «блудозадых» Цезаря и его друга Мамурры. Здесь нет намёка на нетрадиционные отношения, так как Катулл уточняет, что «они соревнуются и совокупно малышек е***». Если вы расстроились и до сих пор хотите «голубой» слушок про Гая Юлия, то можно вспомнить подозрения в гомосексуальных отношений между ним и царём Вифинии Никомедом. Он оставил пятно на репутации Цезаря и наградил двумя прозвищами: «царская подстилка» и «Вифинская царица. Вот так, одни называли его «Богом», а другие «царской подстилкой» – парадокс. Эти нападки последовали из-за пассивной роли Гая Юлия в этих отношениях. Ведь активная роль не причисляла мужчину в ряды представителей нетрадиционной сексуальной ориентации в римском обществе конца Римской Республики.

    В своей поэзии Катулл передаёт нам все прелести социального дна: сутенеры, проститутки, гетеры, кабаки полные распутников, отцы воры и сутенеры, предлагающие отведать в сауне женственные тела своих сыновей-шлюх, инцесты, оргии, беспорядочные половые связи и другие аспекты этого культурного феномена Рима. Это Рим в глазах Катулла. Рим в глазах человека, имеющего много свободного времени, которое позволяло ему бездельно метаться, ругаться и страдать. Ещё Плиний Младший в своё оправдание сказал: «На то и досуг, чтобы быть непристойным».

    Не забывал Катулл и коллег, так в отношении одних он высказался следующим образом:


    Вы же валите прочь, откуда
    принесли ломовые стопы, века
    пагуба, никудышные поэты!

    Поэзию Катулла я читал в 2-ух переводах: Шервинского и Амелина. Слог первого мелодичен, его приятно читать, у Амелина же грузен и тягуч. Но Амелин выигрывает в передаче бранных выражений. Например, Шервинский говорит: «потаскуха», «лиходейка», что уж больно романтично и не очень соотносится с теми образами, которые нарисовал Катулл. Амелин же останавливается на слове «шкура» – это звучит грубо и вульгарно, и является хорошим современным русским синонимом похабных словечек Катулла. Более грубые части, например, «Pedicabo ego vos et irrumabo», что дословно переводится как: «Отымею я вас и в рот, и в жопу», Амелин переводит: «Раскорячу я вас и отмужичу», что на мой взгляд слишком искусственно. Шервинский же, под диктатурой советской цензуры, такие части либо пропускал, либо сильно их смягчал. А выражений из разряда irrumatus/irrumatione и pedicare/pedicabo в тексте встречается, ох как много.

    Но несмотря на все вышесказанное, Катулл - поэт-моралист, прячущий за декламируемой разнузданностью, проповедь благочестия. Он воспевает женскую невинность и девственность. И делает это искренне. Он совсем не относится к социальному дну. Видимо он был прав в своих противопоставлениях. Катулл-человек и Катулл-поэт – разные личности.

    6
    537