Рецензия на книгу

• 

  Аноним18 июня 2017 г.

  Это произведение настолько затмили другие венценосные романы Достоевского, что до него многие доходят лишь во взрослом возрасте, а жаль. Ведь "Подросток" - один из ценнейших романов о взрослении и романов вообще, потому что а) не существует рассказа более искреннего, чем от первого лица(имхо); б) немного есть замечательных авторов, которые с таким бы тщанием отмечали все детали и колебания юной души.

  Раньше я читала либо о сверстниках, на которых не очень похожа, либо о взрослых, чувства которых мне ясны не всегда. А здесь желание узнать правду о себе, из-за чего я собственно и читаю, в полной мере удовлетворилось. Это одна из тех книг, о которых рассказать страсть как хочется, и в то же время нет, так как размышления о героях неотделимы от самоанализа, который может рассказать об авторе рецензии больше, чем позволяют совесть и смелость. Чтение приобрело характер очень личный, ведь выводы, сделанные из параллелей между Идеей Подростка и своими безумными мыслишками, могли бы попасть в раздел “Истории”, не будь они столь глупы и позорны. Роман открыл мне глаза на некоторые мои ошибки и заблуждения, которые я какой-то побочной частью понимала, но осознать масштабность коих я не имела возможности. Впрочем, рассказывать о них здесь было бы совсем предательством по отношению к праву на личную тайну. Скажу лишь, что исповедь молодого Аркадия Долгорукова дала мне посмотреть на себя со стороны. Ведь хотя мы с ним не очень схожи в характерах и немного разнимся в возрасте, но похоже, эта подростковая личина во всех едина. В иные моменты я угадывала черты своего характера, которых и стыжусь, и искоренить не могу: упрямство, напыщенность, обидчивость, ранимость, напускная гордость без чувства собственного достоинства, все это невероятно знакомо. Поэтому в сущности мне и тяжело было судить его дурные поступки. Как иначе, если видишь свои же пороки? Притом в моменты озарения и торжества в нем нежных и светлых чувств видишь, сколько добра в нем спрятано под налетом грязи, которая, кажется, из этих темных каморок-"гробов" и улиц просачиваются в души обитателей Петербурга. (Или наоборот, таким он предстает в их омраченном сознании?)

  Проблематика Достоевского одновременно узкая и широкая. Локальный конфликт, то бишь проблема взросления и становления личности, происходит на фоне общественного кризиса конца 19 века, от которого у Достоевского, говоря сниженным стилем, "волосы дыбом вставали". Писатель с болью кричит о закате русского дворянства, о бездуховности современной молодежи, об отречении людей от Христа и потере всяких нравственных идеалов. Все это мы видим через призму юной и неопытной души, которую поневоле закинуло в омут страстей и пороков человеческих, в которых и он окунулся не раз, но выбрался из них преображенным.

  Вообще, окружающие или пренебрежительно, или снисходительно, но в любом случае несерьезно относятся к пылким проявлениям эгоцентризма подростка. Впрочем, можно ли его так строго судить? Раздражительность, язвительность, эмоциональная неустойчивость, порывистость, пылкость, - все эти черты в большей или меньшей степени присущи всем молодым людям, которые начинают чувствовать себя как личность, не сумев в полной мере ею стать. Я разрывалась между жалостью и неуважением к Аркадию. Что мы имеем? Обиженного на всех и вся подростка, оказавшегося практически один в суровом мире и потому вобравшем в своей душе нелюбовь к людям и желание мести. Хоть и говорил он, что Идея его происходит лишь от характера, но характер то откуда? От детских травм. Вот вам и скрытность, язвительность, нигилизм, самолюбие. Могла бы я на его месте переносить одиночество, издевательства сверстников и учителей, и главное - отсутствие понимающей человеческой души, которая облегчила бы невзгоды? Кто виноват в случившемся? Мальчик, который не нашёл в себе силы воспитать в себе нравственного человека или родители, почти что бросившие его на произвол родственников и словно забывшие о его существовании? Человек сам себя воспитывать должен. С этим я согласна. Но где взять ребёнку зачатки морали и воспитания, если все свои детские годы он встречал лишь глухую стену безразличия или нелюбви? Тем не менее, я была рада, что Аркадий, пройдя через петербургские приключения, во время которых я вместе с ним и возмущалась, и сгорала от стыда, и верила в перерождение, все-таки смог воспитать себя. Эта жизненная школа помогла ему простить родным свое трудное детство, стать терпимее и спокойнее, обрести новые идеалы и вновь, уже обновленным, вступить на путь поисков Благообразия.
  
  Да, к Достоевскому требуется подход особый, в этом я убедилась сполна. Порой, чтобы добраться до тех трепещущих душу сцен, когда герои как безумные забываются в исступленной злобе или доведённой до предела эйфории, приходиться пробираться сквозь описания приемов, полемик, интриг, произошедших годы назад, но продолжающих завязывать узел противоречий, в которых и сами участники не видят начала и конца. Но это терпение вознаграждается сполна! Ведь когда привыкаешь к авторскому стилю, то упорство в ворошении мелочей становится в сладость. Во всех этих замысловатых, построенных по принципу оговорка-на-оговорке речах так и светится то внутреннее невысказанное, что и вводит окружающих в заблуждение на счет твоего внутреннего "я". Ведь по себе знаю, как трудно бывает записать в дневнике свои мысли, учитывая ещё очень верно подмеченное писателем правило
  
  

  
  Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые томы и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
  

  Но Достоевскому удалось максимально приблизиться к мечте многих авторов и просто занимающихся писательством людей. Он выполнил невероятно трудную задачу - вывернул всю наружность героя на белый свет, не утаив самой грязной мысли, представив тем самым занимательнейшее исследование о пороке и внутренней борьбе, без ширмочек и в полном развитии их.

  Не буду лукавить - многие главы с излюбленными Достоевским приемами давались мне нелегко. “А впрочем, упоминания не стоит, но я лишь вкратце расскажу” страниц на 5, регулярные отступления, монотонно перетираемые не единожды мысли, но взамен я была вознаграждена замечательно прописанными портретами, разъясненными настолько подробно, что и добавить к ним нечего, в недосказанности не упрекнёшь.
  Поэтому как ни трудно было впитывать в себя такой огромный пласт, желание читать и перечитывать не ослабло.
  
  Очень уж мне близки стали эти страдающие, умеющие искуснее героев других авторов пускаться в грех или терзать себя самобичеванием. У персонажей Достоевского всякое чувство доходит до болезненного состояния и крайности, переходящей в исступление. Вот уж кто умеет страдать и болеть душой! Постоянен у них конфликт разума и чувства, в котором чувство зачастую берет верх, что нельзя однозначно оценить хорошо или дурно. У всех у них разные характеры, свои причуды, пороки и недостатки, однако их объединяет огромная внутренняя энергия. Сгорая дотла в приступах, заканчивающихся болезнью и бредом, они снова пускаются в миниатюрный ад внутренней работы(если не умирают или не кончают жизнь самоубийством). Доведение до крайности свойственно и гуманизму, глубины которого я ещё не встречала у других авторов так часто и так сильно написано. У чистейших, невиннейших и непорочнейших существ наступают моменты омрачения, а последний и нижайший подлец, которого всю книгу презираешь и на счёт которого у тебя сомнений не остаётся - “не буду я любить его, хоть убейте” - этот то подлец одним своим монологом заставляет забыть обо всем и, не волшебство ли это!, в своей высшей степени омерзительности вызывает такое сочувствие, которое и к положительному герою можешь не испытывать. Хотя нет, начинаю завираться. Трудно провести грань между положительными и отрицательными персонажами, потому как, мне кажется, таких категорий деления людей писатель и не вводил, а наоборот, в каждом человеке старался увидеть добро и свет, неважно как глубоко придётся их откапывать в его душе. В этом романе(хотя, может, пропустила кого) не нашла героев абсолютно добрых или злых. В каждом есть природная чистота, которая с течением времени, жизненных обстоятельств и силы характера стушевывается, покрывается грязью, однако же готова в любой момент пробудиться и дать о себе знать раскаянием, просветлением. Вот эта вера в перерождение души даже у падших людей восхищает и дает надежду и на свое исправление.

  Пускай это не лучший роман Достоевского, пускай он покажется затянутым или сумбурным, но для меня каждое знакомство с автором вызвано душевной необходимостью, чтобы напомнить себе те прописные истины, которые я так легко забываю в минуты озлобления и самолюбования. Пускай мне были чужды все эти интриги, в которых я всегда теряюсь уже в начале и забываю их суть, но сам путь, которым Достоевский проводил читателя к душе подростковой(что в разы тяжелее, чем со взрослым), заслужил мои уважение и признательность. Так будет же для меня этот роман если не путеводителем по жизни, так хотя бы напоминалкой о том, что не надо бы пускаться в опасные крайности в поисках правды и Благообразия.

  9

  302