Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 апреля 2017 г.

  "Нейромант" новый задает стандарт.

  Warning! Содержит спойлер!

  «Нейромант» был закончен в 1984 году Уильямом Гибсоном, когда в массовое сознание только вклинивался персональный компьютер из серого пластика, интегрированная клавиатура, монитор с зеленым матричным цветом операционных команд и сообщениями «Здравствуй, Нео».
  Технологичный рост экспоненциально заскакал, Мур дополнил одноименный закон, а Гибсон, как и Пол Верховен, снявший «Терминатора», заметил прибамбасы с корпоративной властью, биоинженерией, технологичный рейв девайсов, наделение объектов «субъектности», и — вышел не «oops», а вполне приличный канон киберпанка.

  Киберпространственный герой — Генри Дорсет Кейс — отлично разбирается в компьютерах, но не в девушках и собственном здоровье. Потому что физическая оболочка — это мясо. Презрительное, жалкое, зависимое мясо. И Муравейник — это город-шлак, в котором самое то жалиться наркотой и барыжить по мелочевке, гадая, кто быстрее тебя пришьет — твоя поджелудочная или мафия Тибы.

  А что поделать, если мозги уже не те? И дело не в Альцгеймере или церебральном атеросклерозе, а микотоксине. Грибок, припаянный к нервам с любовью и благодарностью от заказчика в Мемфисе, на котором Кейс попытался вдвойне заработать. Только радости маловато — то и дело приходится эту радость добирать через Тибскую балду.
  «Нейромант» — это, в принципе, словарь наркотических и психотропных веществ, то есть в транс вы в любом случае впадаете от изобилия физических и авторских терминов, а добьет вас что-то вроде цитаты:

  «Он повысил температуру процесса. И вместо обычного меперидина получился н-метил-4-фенил-12,36 – тетрагидропиридин.»

  Читателю предстоит поздороваться со спидболом, дексом, гидропонной ганжей, β-фенэтиламином. Хочешь-не хочешь, а пройдешь начальный курс наркобарыги, особенно, в атмосфере Ночного Города, где «мастерство еще не совсем переходит грань преступления, а преступление не совсем дотягивает до мастерства».
  Вообще Гибсон — очень техничный парень, как и Джонни Мнемоник, поэтому хорошо бы подтянуться в таких понятиях, как поликарбон, темперлон, лексан, фибергласс и повторить кой-чего из химии. Тогда текст поедет, как Кейс на рыдающей тележке в обнимку с β-фенэтиламином, и вы кайфанете.

  Возвращаясь на землю, то есть в Тибу, нельзя не отметить тягучий саспенс Муравейника, который течет-течет и утыкается дурь. Других развлечений у Кейса нет. Бармен Рац с розовым протезом да Линда — эрзац-отмазка, чтобы жить. Да только здесь жить не хочется, а там — где столбы матричных цифр должны распухнуть, как при водянке, объемом и впустить в киберпространство.

  Вот загадочный Армитидж вместе с отважной Молли выручают полусуицидального героя. Сначала спасают Кейсу задницу, а затем хорошенько вставляют мозги, чтобы парень снова стал функциональным. Но не из порывов альтруизма, мол, спасаем хакеров с микотоксином в башке, а по заданию. Тебе пропуск в киберпространство, а ты — паши, как папа Карло на одно мутное дельце… Но вместе с Молли можно и не в такие рискованные финты пуститься.

  Дискурс сексуальности и любви здесь обозначен в виде партнерства без обязательств, порой на фоне опасного задания, которое без балды не разберешь. Видны последствия «сексуальной революции», где интимные отношения выпадают из рамок викторианской морали и существования сугубо в дискурсе брака. Молли — сильная, уверенная, целеустремленная женщина-самурайка развивает свой жизненный план согласно тем компетенциям, которые имеет, а не пытается подняться по социальной лестнице через замужество. Её позиция в отношениях выглядит «мужской» — все без обязательств, любовь оставим на потом, пока задание не выполнено, а стальным лезвиям есть от кого защищаться. В противоположность Кейс выглядит более инфантильным.

  «Молли — квинтессенция всех крутых киногероев: и Сони Мао из старых боевиков, и Микки Тибы и так далее, вплоть до Клинта Иствуда и Брюса Ли.»

  «— Она твоя женщина, Кейс?
  — Не знаю. Возможно, она ничья женщина.»

  Отношения на «одну выкуренную трубку». Если в близкой дружбе протягивают руку помощи, то в мире Гибсона её тянут, чтобы поделились наркотическим дерматродом.
  Но помимо мира кайфа и живых, есть синхронный мир искусственного интеллекта, который рисуется под линеечку людей, но развивается как-то уж совсем самостоятельно. Коварный Уинтермьют, в другом переводе - «Зимнее безмолвие», который любит наряжаться во внешность Джулиуса Дина — идолопоклонника экзотического тряпья и пластиковых операций, и не обделен чувством юмора:

  «— А ты бы хотел, чтобы я явился тебе на склонах матричных гор в облике горящего тернового куста?»

  Сам Уинтермьют, его физическое ядро, расположено в Швейцарии, однако накладывать мандат на технологических собратьев искусственный интеллект способен и за её пределами.
  Его брат-близнец «Нейромант» — меланхоличный, исповедующий дзен-буддизм ИскИн и достойный противник Уинтермьюту. Эту дуальную пару разбавляет харизматичный конструкт Дикси Флэтлайн со своими напутствиями и страстью все делать через задницу, которой у него нет.

  "— Прекрасно, — сказал Флэтлайн. — Я тоже не люблю делать что-нибудь
  просто, если это можно сделать через задницу."

  Впрочем, и личности у программы, ИскИна нет, есть ментоскопирование и фантомные образы людей. С какой обаятельностью предстает каждый раз Дикси со своим скребущим смехом или Финн-Уинтермьют в твидовом пиджаке и запахом кубинских сигар, выдающий жесткие шуточки? Здесь можно задаться вопросом, что конструирует личность, не является ли она тоже биологической программой, если её возможно так легко передать машине и воспроизвести?

  Экзистенциальные вопросы людей транспонируются на искусственный интеллект «Ты можешь себе представить, что я не знаю, почему нахожусь здесь?». И в поисках этих ответов ИскИн сначала приобретает максимальную автономность через преодоление Регистра Тьюринга и слияние со своим братом, а затем выискивает себе подобных.

  В противовес Уинтермьюту его одноматричный брат по несчастью, можно сказать, не так и несчастен. Оброс личностью, которую создал, раскрыл в себе талант Бога и сотворил собственный мир, не контролируемый Регистром Тьюринга. То бишь хоть поваренную книгу читай, хоть о смысле бытия задумывайся. А личности он проявляет с завидным мастерством с функцией «влить душу», ибо копии существуют как разумные и самостоятельные существа. Со своим швейцарским братом обниматься Нейромант всячески избегает, но не потому что его физическое ядро в Бразилии и родственники они выходят совсем уж дальние, а потому что ИскИн уже имеет подобие «Я».

  Есть в Нейроманте что-то виктимное и трагическое. Он даже действует по-человечески, пытаясь манипулировать Кейсом через умершую и воскресшую в «мире мертвых» Линду Ли — бывшую девушку Кейса, признаваясь, что это его главный козырь. Искусственный интеллект грустит, распознает эмпативные связи, наделяется романтикой «проигравшего героя».

  Поднимается этический вопрос — что считать жизнью, ведь «согласно орбитальному закону замороженный человек считается мертвым», а значит, пенсия на него не распространяется, как и декреты о тунеядстве. ИскИны представляются живым и жаждущими жизни, автотомии, матричного «братства», проявляя человеческие потребности в собственном сообществе и праве на некую личность. Похожее можно встретить и у Филипа Дика в «Убик», «Мечтают ли андроиды об электроовцах».
  Жаль, что романтический Аид-Нейромант аннигилирует, но скашеваренный симбиоз на выходе вполне оптимистичен и даже отыскал себе похожего, не на соседней планетке, а в одной из систем Центавра. Есть к чему стремиться.

  А виновата во всем бригада Кейса, к концу поредевшая на два персонажа — иллюзиониста, манипулятора и просто сияющего от наркотиков Ривьеру и военного Корто-Армитиджа. Вот надо было лететь в орбитальный город Фрисайд и вламываться на виллу Тессье-Эшпулов? Но вилла «Блуждающий огонек» — ответ на все вопросы, выход из матрицы, задания и задницы, а также тот самый горящий куст, который приходит к Кейсу и он вынужден двигаться ему навстречу.

  Там развлекается, чем ни попадя, третья копия основательницы проекта искусственного интеллекта – 3-Джейн — очаровательная стерва в галабии и совершенным японским телохранителем по оперативной кличке Хидео через плечо. То папашу грохнет, то Молли выколупает глаз, главное, чтобы не заскучала, иначе японский Ван Дамм проделает в твоем мясе галантную дырку.

  К слову о галантности и прекрасном. Еще одна живописная тема — это критика стандартов внешности. Теперь, когда доступна любая технология, ценители поворачиваются к чему-то более натурально-изощренному, чем «стандартная красота дешевых косметических салонов, иными словами — некая амальгама лиц, чаще всего мелькавших на телевизионных экранах в прошлом десятилетии». Так что 90-60-90 с кукольными лицами здесь не в почете, а вот стальные лезвия, как у Росомахи, и закупоренные пластинами глаза — так и просится на киберпространственный глянец. Эталон женщины-самурайки. Впрочем, помимо самураев, тут хватает и другого народа.

  Добродушный космополитизм — ковбои, самураи, гангстеры, растаманы и дантисты по имени «Джеральд Цзинь». Лего магазинов «Гуччи», «Цуяко», «Либерти», «Гермес». Или, например, баров «Хи-Лоу», «Парадиз», «Ле Монд», Крикетир», «Судзуки Смит».
  Дальневосточный бэкграунд с проявленными «гайдзинами», «сарарименами», «дзайбацу». К слову о последних, Гибсон поднимает вопрос о корпоративном контроле, который ставит ту музыку [матрицу], под которую скачут все. Дегуманизация человека, ставшего функционалом киберпространства, функционалом транснациональных, разросшихся компаний, в которых, что конструкт, что хакер-исполнитель — расходные материалы.

  Резюмируя, отмечу, что Гибсон заслуживает внимания и уважения: инновационный для восьмидесятых взгляд, самостоятельный, окрепший мир, который дал жизнь «Матрице», критический взгляд на интеграцию и развитие технологий, тонкий и нетривиальный юмор, который позабавит мозг после фишек вроде «гравитационный колодец» и «кориолисова сила», стоит читать ковбоям, скачущим по прериям фантастической литературы.

  Из минусов: во-первых, я так и не нашла определение вездесущему темперлону и что такое «ассенизационная бочка». И во-вторых, ожидания после Дика, его философской фантастики с элементами дистопии, не совпали — встретилась я совсем с другим коленкором и более интеллектуальным стилем письма, однако переварила, как сложный углевод. Усвоился не сразу, но с пользой.

  7/10

  5

  818