Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 марта 2017 г.

  Из книг, описывающих первобытный ужас, роман Сартра "Тошнота" считается одним из самых успешных. Отрицательную рецензию В. Набокова, ранее придумавшего сходный по духу рассказ "Ужас", должно скорее воспринять как похвалу, если учесть крайне ревнивое отношение этого мастера слова к собратьям по перу, в особенности к мастерам мысли, т.е. к писателям противного ему лагеря не-эстетсвующих, выражающих претензию на концепцию (или на моральность).

  Является общим местом, что Сартр "скорее философ, чем писатель", но сам Сартр думал о себе обратное. Убедительный в выборе слов язык романа оказывает на читателей задуманный эффект и в русском переводе, замечательно исполненном Ю. Яхниной (которая говорила, что Сартр как личность ей неприятен, - может, от этого "Тошнота" только и выиграла).

  Главный герой историк Антуан Рокантен не заметил, как что-то вроде "кризиса смысла жизни" или "кризиса среднего возраста" подкрадывалось к нему исподволь; и вот - встало перед ним на дыбы. Привыкший к мысли, что оправдание свой жизни в принципе возможно нашедшему в ней свое место, если упорно трудиться на нем, Рокантен вдруг открывает, что не может заставить себя бросить камень в речку или поднять бумажку с земли. Ибо незачем. Как незачем и дописывать большой исторический трактат, который занимал его время и который составлял ему всё - минуты, дни и его самого. Не под силу даже повернуть голову: того и гляди она "свалится". Все в мире утеряло подручность и идентичность, и Рокантен - тоже. Тела и события излишни, они тут случайны; предметы обстановки ослабли и ждут какой-то скрытой неотвратимости. В такой "недомашности" спасительный (и окончательный) смысл жизни необходим, по-видимому, без промедлений, но его не наступает. Воспоминание об отношениях с любимой прежде подругой выцвело, память на прошлые события не возвращает живых впечатлений. Сохранными остаются беспощадный самоанализ и цинизм; но это, как кажется, всегда было сильной стороной Рокантена: интеллигент он не из слабохарактерных. Состояние индивида и атмосфера мира, описанные в романе, очень похоже передаются - но только визуальными средствами и чуть сглаженно - в классических фильмах М. Антониони ("Затмение" и т.п. [1]).

  Тошнота в романе - скорее всего сочетанное чувство тревоги свободного сознания с ощущением бомбардировки фактичностью бытия. (Так чувствовала б себя в невесомости Земля, если бы с нее сорвало озоновую крышу, предоставив жесткому космическому облучению.) Эти два феномена, объясняющие почему жизнь бессмысленна и как можно жить с этой правдой подлинно, Сартр рассмотрел в своих философских работах. В тридцатые годы 20 в. свою систему экзистенциализма он только предвкушал, и в "Тошноте" отыскиваются, максимум, ее наметки. Герой Антуан Рокантен есть во многом сам Сартр середины 30-х, когда ему было тошно существовать некоторый период времени, последовавший за эпизодом с мескалином.
  

  
  Я был Рокантеном, без всякого снисхождения я показывал через него ткань моей жизни ... горечь бесцельного, неоправданного существования себе подобных ("Слова").

  Но, пиша роман, ум Сартра в то же время рассчитывал, что будущая книга - "знак его избранничества" (что, конечно, помогало писать). Позже атеист Сартр бесповоротно расстанется с надеждой на самооправдание в жизни.

  Роман рекомендуется к прочтению людям, любящим разбираться в себе (и желательно с достаточно устойчивой психикой), и в определенные моменты жизни. В другое время или другого склада людям произведение может показаться скучным и пустым.

  В заключение выдержка из характеристики романа "Тошнота" самим автором (см. "Дневники странной войны"):

  Главное различие между Антуаном Рокантеном и мной заключается в том, что это я написал историю Антуана Рокантена ... Во всех наших мыслях, во всех наших чувствах имеется своя доля страшной тоски. Когда иерархическая интерграция функций устойчива, когда внутренняя организация обеспечивается синтетическими принципами, эта тоска безобидна; она вливается в целое, она вроде тени, от которой свет становится только ярче. Но если из этой смеси изъять направляющий принцип, тогда вторичные структуры, прежде подчиненные целому, начинают жить своей собственной жизнью. "Космическая тоска" сама себя полагает для себя. Именно это и произошло: я лишил своих персонажей своей маниакальной страсти к письму, своей гордыни, своей веры в судьбу, своего метафизического оптимизма, чем спровоцировал в них кишение всего мрачного. Они - это обезглавленный я ... Они могут существовать лишь в той искусственной среде, которую я для них создал и которая питает их ... Кроме дезинтеграционной тоски, которую я только что упоминал, они испытывают другую тоску, более глубокую, тоску, исполненную теми упреками и той горечью, которую источает гомункулус в своей колбе; они знают о своей нежизнеспособности, они живут на искусственном питании, и читатель, по мере того как он вводит их существование в свое время, проникается метафизической тоской доисторических животных, обреченных на скорейшее исчезновение по причине несовершенства их внутренней организации ... Мои романы представляют собой опыты, они возможны только через дезинтеграцию. Мне кажется, что совокупность моих сочинений будет скорее оптимистической, поскольку в этой совокупности будет восстановлено целое. Однако каждый отдельно взятый мой персонаж является калекой ... Мне кажется, что это и есть причина того, что я могу писать мрачные книги, не являясь при этом ни мрачным человеком, ни шарлатаном, веря в то, что я пишу.
  
  _________________________________
  [1] К примеру, в "Затмении" трепещущая на ветру металлическая ограда на 38-й мин, и др. сцены, понятные "под настроение". Фильм "Красная пустыня" и вовсе состоит целиком из мотивов подобного отчуждения мира.

  11

  1K