Рецензия на книгу

• 

  Аноним27 февраля 2017 г.

  «Уступленной быть — это купленной быть»

  Уступленной быть — это купленной быть
  Задорого: ночи, и ночи, и ночи
  Умоисступленья! О, в трубы трубить —
  Уступленной быть! — Это — длиться и слыть,
  Как губы и трубы пророчеств.
  Марина Цветаева, «Ариадна» (1923)

  О маленькая восхитительная женщина! О Ариадна!
  Ариадна красива, но что важнее — умна и любит своего мужа. Ариадна страдает, но что важнее — у неё необыкновенное чувство юмора. Мне понравилось в Ариадне её мудрое понимание отношений в семье, брака, быта.
  Если строго разобраться, то, во-первых, Ариадна должна обладать изрядным умом и гениальными способностями к импровизации — ведь нужно сходу разобраться в ситуации и обыграть её в свою пользу, а во вторых, Ариадна дурачила не только окружающих, но и читателя/зрителя (помните случайно оброненные слова о дядюшке, которые вынудили думать, будто именно этот предлог она укажет в письме?). Её план намного сложнее обычного флирта и больного дядюшки, а письмо — намного рискованнее. Что было бы, если бы Горас успел на поезд? Они бы вместе пообедали, а потом вернулись. И дома бы её ждал очень-очень злой муж. И он бы спросил, почему она вернулась. И ей надо было бы что-то ответить. Что же она планировала?..

  Но всё сложилось намного интереснее — благодаря нескольким совпадениям. Люблю, знаете ли, совпадения. Кстати, только-только закончила читать эпохальный труд Альбера Коэна «Любовь властелина» , где всё вертелось вокруг Ариады (Солаль: «Она красива, и зовут её Ариадна», Салтиель: «Мадмуазель Ариадна наверняка красавица. Глаза газели и далее по списку»), и совершенно без задней мысли приступила к давно намеченной «Ариадне» Милна. Невольные параллели просятся, буквально умоляют сравнить этих женщин, но! сравнивать особо нечего. Одна жила в фантастическом мире страсти, вторая жила в мире реальном, практичном, я бы даже сказала, деловом. И вообще, Милн опубликовал пьесу на сорок четыре года раньше (бе-бе-бе, господин Коэн). Куда интереснее другое совпадение — в том же 1924-м Марина Цветаева заканчивает трагедию «Ариадна» . История Ариадны, особенно та часть, где Тезей уступает свою любимую Дионису-Вакху, имела большой отклик в искусстве, ведь это очень трагичная история. Цветаева сосредоточилась на мифе, сделала его максимально реалистичным и психологически продуманным. И это навело меня на мысль, что, в общем-то, Милн пишет о той же самой Ариадне, современной Ариадне, муж которой практически уступает её современному Вакху — из деловых соображений. Бизнес прежде всего, видите ли. Но история Милна — со счастливым концом: Вакх посрамлён, Тесей образумлен, Ариадна счастлива. И от того она мне намного дороже.

  Интересно, что Милн предпочёл счастливый финал. Я не очень-то хорошо с ним знакома, но мне почему-то кажется, что он вообще отдавал предпочтение счастливому вымыслу вместо никому не нужного соответствия фактам.
  И юмор, восхитительно вкусный юмор. Чаще всего шутит Ариадна, это ведь черта её характера:
  

  
  Джон (сухо). Ариадна шутит.
  Гектор. Никто не любит хорошую шутку больше меня. Ариадна, поделись.
  Ариадна. Мне объяснить, Джон?
  Джон. По-моему, нет необходимости.
  Ариадна. Извини, Гектор. Ты можешь только представить себе, что шутка невероятно смешная.

  И хочется сказать пару слов о композиции. Не так уж сложно написать пьесу в трёх действиях с минимумом персонажей, между которыми разыгрывается драма (или комедия). Но пьеса в итоге может оказаться играбельной или совершенно неиграбельной, такой, где текст будет превалировать над игрой, а вялые персонажи будут смахивать на марионеток. Это ни в коем случае не относится к «Ариадне». Никакого засилья текста, никакого гротеска, только живые диалоги, интересные характеры, продуманные жесты — очень ярко себе представляешь, как бы всё выглядело на сцене. Это 100%-ная пьеса. Это 100%-но отличная пьеса.

  Мистер Пим и Романтика по дороге в Дувр

  Весь сборничек покупался ради «Ариадны». Под впечатлением от безукоризненной во всех отношениях пьесы я оказалась последовательно недовольна мистером Пимом, девицей в расцвете романтического возраста и Дувром. Стыд и позор мне, теперь понимаю. Но будем каяться по порядку.

  «Мистер Пим проходит мимо». На самом деле как раз сам мистер Пим выше всяких похвал. Да и очаровательные герои, у которых что-то не складывается. И даже противная леди Марден, которую в этом обществе не стали бы принимать, не будь она тёткой Джорджа, здесь к месту. Но... но развязка слабовата, интрига прозрачна и нет захватывающе-случайной многоходовочки главной героини, а главный герой раздражающе консервативен. Может быть, это зимнее утро виновато? Или миссис Марден?

  В общем, мне понадобилось отвлечься от «Ариадны», вспомнить, что хорошему писателю не свойственно повторяться, перечитать кое-какие моменты ещё раз — и до меня, наконец, дошло, в чём соль проходящего мимо мистера Пима! Аллилуйя! Вся соль как раз в названии, и стоит это понять, как завязка, развитие и кульминация становятся прекрасными, интересными, яркими. Завязка — мистер Пим приходит и роняет фразу, из-за которой всё в доме Марденов переворачивается с ног на голову. Развитие — мистер Пим приходит и подливает масла в огонь, не только подтвердив прежние свои слова, но и преподнося новую «бомбу»: оказывается, мистер Телуорти... Ой, впрочем, давайте без подробностей. Так вот, самую главную новость — кульминацию — мистер Пим приносит в следующий визит, и она снова переворачивает всё с ног на голову (точнее, голова и так уже была внизу, поэтому всё просто становится на свои ноги и на свои места). Такой он, мистер Пим. Вся история держится на нём одном, на особенностях его характера — и в этом её прелесть. Даже развязка перестала мне казаться тусклой и неудачной: пусть Джорджу Мардену и не преподали урок (по крайней мере, не так явно, как в «Ариадне»), но всё же он осознал, что можно сделать и как лучше поступить, чтобы он пребывал в гармонии с самим собой и со своей женой — ведь он её всё-таки любит, и ради этого можно поступиться кое-какими пустяками. Вполне счастливый конец для героев, мне не стоит быть недовольной.

  И как завершающий штрих — мистер Пим в окне, ведь он не может не уточнить, как всё-таки звали того парня.

  И снова — пожалуй, это можно отнести к отличительным чертам, — пьеса замечательно легко предстаёт в воображении. Каюсь, моя вина, что представила мистера Пима проходным и скучным персонажем, не обратив внимания на название. Но это единственное, что в итоге омрачило мне пьесу.
  К тому же... её ведь всегда можно перечитать.

  «Романтический возраст». С этой пьесой всё немного сложнее. В спектакле, полагаю, всё зависело бы от того, какой акцент решит поставить режиссёр. Я не режиссёр (разве что в своём воображении), поэтому расставляла акценты везде, где ни попадя, и в итоге так и не смогла проникнуться симпатией ни к одному из героев. Каждый из них по-своему прав, и всё же далёк от истины. Под истинной я в данном случае подразумеваю способность принимать человека со всеми его тараканами.
  Хотя сцена во втором действии, где встретились Мелисанда и Джейверс, растрогала меня до слёз. Даже не знаю, почему? Потому ли, что они были так трогательно похожи, потому ли, что они не боялись грезить и мечтать.

  Но пьесы не было бы без конфликта — в этом главная особенность драматических произведений. И здесь конфликт логично проистекает из обрисованных характеров главных персонажей — Джейверса и Мелисанды. Они представлены нам весьма характерными архетипами. Он — в её глазах является воплощением Прекрасного принца, а она — настоящая Романтическая героиня. Романтическая героиня страдает от несоответствия внутреннего мира миру внешнему, ей хочется отдаться грёзам и забыть про этот дурацкий двадцатый век. И вот она встречает Принца из своих грёз, она счастлива, пока не наступает время чая — тогда она глубоко переживает превращение Принца в современного молодого человека. В какой-то мере, это пьеса не только о поисках романтики в повседневности, но и о том, как иллюзии порой мешают нам достичь счастья.

  И всё же Милн не был бы Милном, если бы всё закончилось плохо. Настоящая Героиня и ненастоящий Принц (не без вмешательства настоящего Волшебника) духовно растут и меняют «направление»: Мелисанда находит объяснение противоречию, которое так её мучило, и благодаря этому выходит из амплуа (архетипа) Романтической героини, а Джейверс (ещё ранее усмиривший внутреннее противоречие) «спасает» свою принцессу, становясь благодаря этому настоящим Прекрасным принцем. Архетипы — такие архетипы. Возможно, вы не увидите того же, что вижу я — эти превращения, но думаю, в итоге вы согласитесь, что влюблённые герои поднабрались немного здравомыслия и сумели не растерять при этом романтику — и это замечательно.

  «Дорога на Дувр». Домашние и гости, неизменное место действия — такие предпосылки не могут не заинтриговать. Есть что-то невероятное, странное в мистере Латимере, в его словах, мыслях, поступках. Он воспринимается волшебником — или волшебным существом. Но даже у него есть сердце...

  Впрочем, это невероятно грустная и таинственная история. Используя типично «милновскую» тему — тему людей и, что важнее, отношений между ними, Милн находит для неё новое выражение: и какой-нибудь старик, сидящий вечером перед камином и порицающий молодёжь за поспешные вторые браки, вдруг оказывается главным героем в центре хитрой схемы, паутины по упреждению ошибочного выбора. То есть так мне показалось: будто однажды какой-нибудь немолодой и одинокий мужчина в разговоре с Милном осуждающе покачал головой, и вот тем же вечером писатель садится за новую пьесу.

  Однако пьеса показалась мне предвзятой. Понятное дело, что в смоделированной мистером Латимером ситуации и мужчина, и женщина показывают себя во всей красе, но сама по себе ситуация как будто бы иллюстрирует, какое место занимают мужчины, а какое — женщины. Последнее не пришлось мне по вкусу. Не знаю, подразумевал ли это автор, или у меня вдруг разыгралась фемопаранойя, но и поведение персонажей, и «тестовая» совместная жизнь меня расстроили. Можно подумать, что для женщины нет другого способа оценить мужчину, кроме как наблюдая за ним болеющим, а для мужчины нет иного способа оценить женщину, наблюдая, как она о нём заботится. Может быть, мне кто-нибудь подскажет, почему не наоборот?

  Но в целом мне понравилось. Пожалуй, эта пьеса зацепила меня даже сильнее, чем «Ариадна», но не потому что написана лучше — это не так, — а потому что оказалась намного ближе мне. Как бы я не ворчала на сфабрикованную мистером Латимером простуду, поведение героев не оставило меня равнодушной. Но так и должно быть: несовершенство затрагивает куда сильнее, чем совершенство.

  9

  277