Рецензия на книгу

• 

  ne_spi_zamerznesh18 февраля 2017 г.

  Но во сне он грезил родовым наследием; он любил дикую чащу своего внутреннего мира, первобытный лес, на немой опрокинутости которого стояло его светло-зелёное сердце.

  Как признание в любви всей той литературе, с которой рос, спаявшись теснее некуда, из Шекспира к Брауну, и к Аддисону, и к Теннисону, и расти с ними от времени, из эпохи в эпоху, из страны в страну, из мужчины в женщину, потому что не только о литературе, но о сознании себя, вот этого "Я", как я сегодня, кто я сегодня, что радует меня - дуэль или игра, показываю ли я миру свою юную дурманящую статность, прикрываюсь ли шелком, завесой веера, озабочен ли сменой интерьеров, карьерой, творчеством, свободой бездомного странствия - и дальше-дальше-дальше, века мысли и вчуствования, для которых логика смешна, зачем мне придумывать, по какой причине я живу пять сотен лет? Я просто живу, я думаю об эпохе и о себе в ней, о капитанах, преодолевающих вечный мыс Горн, о телеграммах, о выдуманном языке, о тысяче тысяч вещей. Так будет всегда.
  Это все тот же внутренний монолог, который - Вирджиния Вульф, он так же вписан, может быть, в час - больше/меньше, а к чему, времени не существует и все времена существуют в одно и то же время - и линейность не отрицает. Просто он не распадается на персонажей, не переходит от тени к тени, он удивительно спокоен, целен, телесен, сонная нега и существование, принятое как должное, как подношение красоте и молодости.

  Наверное, стоит говорить не об Орландо как персонаже, ведь это:
  

  
  дама, которая получила литературную премию и могла, если бы захотела, нацепить на себя сразу три короны, одна на другую.

  Вита Сэквилл-Уэст, вернее, даже не она, а её отражение в глазах Вирджинии Вульф, поэтому и нет трагедии, и любое переживание его/её не превращается в трагедию, а только ведет куда-то ещё, к новым неизведанным землям - любящие руки укрывают Орландо от всех бед, прячут под слоями тонкой летящей кисеи, дарят и дарят бесконечность сна как интерлюдию к здесь и сейчас. Беда обойдет этот дом, кровью ягненка нарисован на нем крест, заговорен порог его от зла.

  Собственно, это больше гимн. больше поэзия, ем проза, словно строки, не имеющие автора:
  

  
  Завтра полюбит, кто ещё никогда не любил, и кто любил, полюбит завтра!
  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  На тенистых полянах прячутся с супругами стада овец, и уже лебеди оглашают озёра хриплыми кликами, и звонкоголосым птицам богиня приказала не молчать. И девушка, дочь фракийского народа, подпевает в тени, пойми, это волнение любви говорит о себе мелодичными устами, и не жалуйся на сестру супруга-варвара. Она поёт.

  Конечно, это бесконечно легко, разве будешь по своей воле взваливать крест на того, кто так дорог?

  15

  786