Рецензия на книгу

• 

  Аноним19 января 2017 г.

  После Пруста каждое художественное произведение пишется как автобиография писателя. После Делёза каждое художественное произведение читается как биография читателя. На смену древнему лозунгу «познай самого себя» пришло современное и комфортное «узнай себя», а функцию зеркала выполнит литература. Если шизофрения, в обыденном восприятии, это раздвоение личности, то как называются случаи распространения одной личности на нескольких человек? Коллективное сознательное?

  Юлия Кристева, по собственному признанию, не понимает, что такое постмодернизм. Однако типовые постмодернистские приемы в «Смерти в Византии» использует весьма активно. Например, двойное кодирование – сочетание «низкой» формы и «высокого» смысла. Жанр детектива, возможно, не нужен Кристевой, чтобы рассказать свою историю, но он нужен читателю. Впрочем, остросюжетным является только самое начало романа: серия убийств членов секты «Новый Пантеон», перестрелка в центре Санта-Барбары, исчезновение профессора Крест-Джонса. Затем скорость развития событий затухает и начинается бессюжетная часть романа, построенная по методу метарассказа: чтение и комментирование истории жизни византийской принцессы Анны Комниной. Интертекстуальность обозначена уже в названии. Правда, в русском переводе, как мне кажется, допущена неточность: отсылка должна быть не к Томасу Манну, а к Агате Кристи, то есть «убийство», а не «смерть».

  Что касается тематического плана, то основная проблематика романа – эмиграция и самоидентификация личности. Юлия Кристева, как известно, переехала из Болгарии в Париж в 1966 году, когда ей было 24 года. Через много лет в одном из интервью писательница заметила, что для Франции она никогда не станет француженкой, хотя во всем остальном мире её воспринимают как квинтэссенцию парижанки. Каждый etranger, тот, кто покидает родную среду и родной язык («данный природой ремень безопасности»), вынужден создавать новую идентичность и решать для себя вопрос, что определяет суть личности, чем именно я – это я. Среди других крупных тем романа - тема Матери и жертвенной материнской любви, особенности женского восприятия и судьба «женского гения», поиски Отца, кризис субъекта, случаи, когда «я» теряет свою самость, сложность отношений Я-Другой и «чужой в нас самих», мотив возвращения. В романе затронуты практически все темы, которыми Кристева занималась как философ, семиотик и психоаналитик, что даже позволило одному из критиков назвать «Смерть в Византии» «отчетом о проделанной работе». Впрочем, ни одна из тем не получает в романе окончательного решения. В полном соответствии с французской теорией: «если меня спросят о любви или о справедливости, я гарантирую бесконечность без уверенности в своих словах» - Кристева говорит, говорит, говорит. И стоит ли удивляться, что именно бесконечность завершает роман?

  14

  898