Рецензия на книгу

• 

  Аноним10 января 2017 г.

  Город, живущий вне времени. И отчасти вне пространства и вообще каких-либо законов физики или здравого смысла. Этот город создавался аккуратным мелким почерком на листах бумаги, которые неоднократно комкались и отправлялись в корзину, как совершенно негодные, но на следующий день снова доставались и тщательно разглаживались, хотя избавиться от мятых следов на бумаге было уже невозможно.

  Иногда мешал ветер (наверное, кот задевал неплотно закрытое окно, пока жевал свои тюльпаны), и тогда и без того потрепанные листы с записями взмывали в воздух, перепутывались между собой, и казалось, что даже строчки умудряются перепрыгивать со страницы на страницу, хотя такого просто не может быть.

  Порой обладателя мелкого почерка отвлекали от работы и звали пить портвейн друзья-художники. Он каждый раз долго отнекивался и каждый раз сдавался под напором, так как знал, что если они не уйдут пить портвейн (который он, кстати, совершенно не любил), то начнут рассказывать о своих грандиозных проектах, понятных только художникам (то ли о зайцах из говна, то ли об инсталляциях с тем самым говном, он не сильно вслушивался в их рассказы). Нет-нет, они были хорошими друзьями, только вот сильно шумными и слишком уж креативными. Человеку с аккуратным почерком казалось, что их проекты какие-то слишком надуманные, слишком искусственные, какие-то совсем ненастоящие! «Вот то ли дело мой город…» - думал он и ласково проводил пальцами по уже написанным строчкам.

  Он никому не признавался, что любит трамваи. Ему казалось, что это какая-то детская нелепая любовь, стыдная. Лишь иногда, когда становилось совсем невмоготу, он доставал из кладовки свои старые лыжи, отыскивал в комоде колготки (он не знал, откуда в его доме взялись эти колготки), вставал на лыжи и залезал в ванну, колготки натягивал на голову, их концы привязывал к веревкам для белья… О, сколько радости доставляло ему ощущение, что вот сейчас он – трамвай! Самый настоящий! «Махнуть бы сейчас прямо на Невский, и пусть я буду там белой вороной, я буду катать всех бесплатно, я расчищу себе путь даже через самую жуткую пробку, я покажу всему городу, как я люблю трамваи!» - мечтал он, однако через какое-то время эйфория проходила, колготки и лыжи отправлялись на свое законное место, а то ли человек, то ли еще немножко трамвай возвращался в свой кабинет, где опять находил разбросанные в беспорядке листы бумаги, исписанные его собственным почерком.

  Он вкладывал в создаваемый на бумаге город всего себя, он любил этот город, но постоянно казалось, что городу не хватает красок. Поэтому он все добавлял и добавлял ярких пятен и клякс, чтобы показать, что город не так сер и уныл, как могло бы показаться. Он брал все новые и новые краски, и вот уже руки, стены, полы и кот оказались забрызганы метафорами и сравнениями, аллюзиями и пародиями, а ему все казалось мало, и он продолжал сыпать без меры, пока у него не закончились все краски. Можно было бы купить еще, но в магазин ему идти было откровенно лень.

  Ах да, в создаваемом им городе, конечно, жили люди. И даже Ленин. Точнее, то ли жил, то ли в Мавзолее лежал, то ли котиков терял, а иногда голову от тела отделял и по Союзу летать отправлялся. С Лениным вообще оказалось сложно. Думалось, что будет удачной идеей добавить героя в город. Однако Ленин оказался непослушным, полюбил многочисленных котиков и вдруг начал жить своей собственной жизнью. Однажды обладатель уже не очень аккуратного почерка (когда герой отказывается делать то, что ты хочешь, попробуй-ка, напиши аккуратно!) проснулся посреди ночи от жуткого грохота за окном. Выглянул – а там огромный Ленин шагает, прямо такой, как на его исписанных листах бумаги. Кинулся он вымарывать этот кусок, да не вышло ничего – руки дрожали, нужный лист никак не находился, да и не был он уверен, что это поможет. Потянулся к мобильному телефону, чтобы позвонить своему другу, который жил в новостройке напротив, чтобы спросить, видит ли он огромного Ленина… И снова проснулся. Оттого, что на груди сидел кот. Спросонья показалось, что у кота вместо привычной морды лицо Ильича. Вздохнул с облегчением, когда понял, что показалось.

  А остальные герои совершенно не хотели писАться, все прятались и прятались за город, как-то совсем хаотично перемещались без ведома их создателя: оставит он их в какой-нибудь квартирке, а они глядь – и на «Союзной», и надо как-то их выручать, вызволять, а они все продолжают прятаться, будто говорят: «Э, нет, дорогой товарищ рукописец, мы тут как-нибудь сами разберемся, ты нам город хороший сделай, а мы тут без твоей помощи как-нибудь».

  …Время шло по накатанной (как трамвай по рельсам). Пыль покрывала кабинет, и вот уже обладатель того самого аккуратного мелкого почерка готов назвать себя Писателем и впустить на страницы своей книги Читателей. Никто не знает, почему случилось так, что рукописный текст отразил в себе все изгибы помятых страничек, но читателям пришлось пройти по всем неровностям, чтобы увидеть историю о Ленинграде. Городе, в котором нет времени. Который существует в пространстве, но настолько искривленном, что читателю буквально продирается сквозь все изломы, чтобы добраться до сути. А есть ли там суть? И какова она? Этого автор не поведал. Он просто любил трамваи, котиков и писАть на листах бумаги аккуратным мелким почерком.

  30

  789