Рецензия на книгу

• 

  Аноним6 января 2017 г.

  Это моё первое знакомство с Маркесом. Побаивался я его прозы, в том числе из за подозрений на возможную "мыльнооперность" латиноамериканских сюжетных линий. Что же я в итоге увидел? Стиль написания весьма спорный: начало с конца, интриги почти нет, а сюжет, соответственно, прыгает. Вообще, я не люблю такие приёмы, мне больше по душе строгие, линейные сюжеты, от архетипичных истоков причин к неизбежной кульминации порождённых ими следствий. Здесь же, события романа начинаются почти с самого конца и движутся в скачкообразном, но, стоит отдать должное, весьма целенаправленном ритме.

  Можно представить настоящий момент, только что свершившийся факт и его дальнейшее анатомирование, путём ретроспективного перемещения вглубь, в прошлое, в предполагаемые истоки и предпосылки данного факта. Потом краткое выныривание вверх и опять назад. Получаются скачки, но весьма целенаправленные, образующие цельную, филигранно отточенную фигуру.

  Сюжет весьма сентиментален. Как видно из названия романа, перед нами непростая история любви: жёсткая и надрывная, не отпускающая до самого конца, объятая прагматичными декорациями суровой действительности жизни. Говоря о действительности, не имеется в виду классический реализм, как внешне выраженный литературный жанр. Реализм Маркеса магический: в нём прошлое плотно контрастирует с настоящим, искажая восприятие общего течения времени, а эмоции и душевные порывы прописаны так подробно, что складывается ощущение, будто кроме них в целом мире ничего нет, будто только они и есть самая реальная из всех реальностей, а ровная безбрежность океанической ткани бытия всего лишь иллюзия.

  Роман называется “любовь во время чумы”. В магическом реализме важно всё: тщательно прописанные детали повествования, неизбежно образуют определённые, задуманные автором образы, а название романа играет особую роль. Любви здесь действительно много: от сентиментальных серенад, уходящих в смертельные объятия сердечных излияний, до ничем не обузданных, по кроличьи смешных и нечеловечески страстных плотских утех.

  Чума здесь так же есть. На протяжении всего романа она мелькает мимоходом, практически не цепляя, словно из окна быстро едущего поезда, представая взору во всей красе лишь на последней станции повествования. Хотя, если справедливо признать, что симптомы любви и чумы одинаковы - то она бушует здесь непрерывно.

  Старость - отдельная тема, остро цепляющая восприятие. Думаю, я не дал бы почитать эту книгу маме, папе, или самому себе на пороге преклонного возраста. Описания старости поражают своей безжалостной, голой реальностью. Старость, как и смерть, всегда кажутся такими далёкими, чужими, ничейными; чем то тем, что случается с другими, но не с нами. Думаешь, устал жить, ощутил тщету существования, закрыл глаза и ушёл. Но, что если срок жизни материи подходит к концу, а любовь всё так же непоколебимо безвременна и теплится в своём первозданном виде на обломках прогнившего, полуразвалившегося под натиском времени дома, именуемым телом. Сия суета есть вечная игра материи и духа.

  Резюмируя, стоит заметить, что книга необычная и это совсем не то, чему я привык ставить высшую оценку, но, как показывает бесконечно познающий опыт, пути для границ восприятия длины и неисповедимы. Так что это пять и ни грамма меньше.
  

  7

  65