Рецензия на книгу
Искусство любить
Эрих Фромм
Аноним27 ноября 2016 г.Читая популярную книгу Эрика Фромма «Искусство любить», трудно отделаться от небезосновательного впечатления, что предметом размышления автора является всё, что угодно, кроме собственно любви. «Искусство любить» это компилятивное из прошлых идей эссе, сшитое спиритуалистическими декламациями типа: «Любовь возможна, только если два человека связаны друг с другом центрами существования, а значит каждый из них воспринимает себя из глубины своего существования. Только в таком "центральном переживании" состоит человеческая реальность , только здесь жизненность , только здесь основа любви». Симптоматично закавычивание автором своих же терминов — приём, как известно, используемый для выражения «остранения», ироничного тона, дистанции по отношению к сказанному (кавычки как речь Другого). Фромм не хочет нести ответственности за сказанное? — что противоречит его стенаниям об утрате таковой в современном обществе — Или излишне серьезно относится к «своим» мыслям? Стоит прервать эту риторику, нанизывания оценочно нагруженных суждений, опирающихся на предположительно «небезосновательные» впечатления и таки придать резюме вид «адекватного».
Чем руководствуется автор в своем определении любви, из каких посылок выводит свою форму этого нетленного понятия, каков его метод?
Фромм отыгрывает обыденную для любомудра-демистификатора функцию — «разоблачает» заведенный бездушным анонимным Капитализмом упаднический повседневный социокультруный порядок, порицая его разлагающее воздействие на эгоцентричного, монадоподобного, потребительски ориентированного ребенка-индивида. Фромм, всячески выражая — весьма навязчиво — «недовольство культурой» и отрицая всевозможные устоявшиеся формы любви, пытается придать рельефа какому-то своему, внеположному этой «реальности» понятию любви. Невзирая на бодрый запал и интригующий выбор объекта изысканий, ничего кроме ссылок на цитаты из буддизма, даосизма и Майстера Экхарта автор предложить не в состоянии. Фромм не обозревает трансформации любви в разных исторических контекстах, не анализирует общепризнанные схемы, наконец, не приводит примеров из собственного клинического опыта — ничего кроме невнятных и, с точки зрения структуралистского психоанализа, нелепых утверждений о том, что «любовь суть искусство», аналогичное «любому другому искусству, скажем, музыке, живописи, столярному делу, врачебному или инженерному» и что «по-настоящему» любить могут только «зрелые личности», научившиеся быть таковыми, — считает психоаналитик неофрейдистского толка. Параллель тем более несостоятельная (в качестве про-яснения «любви» и того, какими качествами, навыками и т.д. нужно обладать для её достижения), чем более она выделяет неопределенность на фоне предельной ясности приведенных автором «искусств» в аналогии.
Для апологетики своего расплывчатого представления любви, в перерыве от критики рыночного общества взаимоотчужденных работизированных инфантов, Фромм категоризирует любовь на «любовь братскую», «любовь родительскую», «любовь материнскую», «эротическую любовь» и «любовь к Богу», тем самым (ангажированно ставя их в один ряд) выявляя — разумеется, заблаговременно туда интегрировав — «общее ядро» обозначенных разновидностей. Этот связующий фактор, по Фромму, включает в себя некую внутреннюю положительную активность, дар «любя себя, любить весь мир» и способность безвозмездно и безусловно отдавать себя другому человеку в любой положительной деятельности, без оглядки на взаимность. Такая позиция (радикальная асимметрия дара) не может не упереться в неразрешимое противоречие с необходимым условием для аутентичной «слиянности», «Единения двух» — отсутствии какого-либо проявления господства , власти, принуждения, насилия и т.д.
Этим выявлением общего «репрезентационного ядра» заканчивается первая глава книги, «Теория Любви», инициируя вторую, «Практику Любви». Данная глава представляет собой сухой остаток рассуждений первой, таки более-менее кажущаяся абрисом того, как автор представляет себе это самое «искусство любить» (эффект подытоживания). Итак, Фромм начинает перечисление необходимых практик с необходимости самодисциплины, само собой , не той, что предаются «расхлябанные автоматы» на конвейерных работах с 9 до 18, убивая свой заслуженный досуг в бесплодной пустоте ничего-не-делания, но дисциплины самоконтроля в условиях уединения — возможность сосредоточения на чем-либо в глухом одиночестве. Второе, это «отвага веры». Этим навыком автор ставит донкихотовские акты адресованные другому («внутренняя продуктивная активность» из первой части книги) на базис верования: самозабвенная отдача должна быть фундирована Верой. И, наконец, третье, это неоднократно упомянутая «активность» , некая внутренняя продуктивность, означающая «не делание чего-то, а внутреннюю деятельность, созидательное использование своих сил». Выкладка этих аттитюдов завершают книгу.
Злоупотребляя тривиальными демистификациями, отрицанием и неопределенностью, «Искусство любить» саботирует позицию автора, делая, во-первых, его самого беспомощным для разоблачения (Фромм поддался типичному искушению задешево побрюзжать над упадком нравов, прикрывшись массово одобряемым и неизменно востребованным – продаваемым — объектом рассмотрения), а во-вторых — ставит под сомнение искренность намерений, «веру» Фромма (как представителя интеллектуальной «среды», буржуазного общества и т.д.) в собственную критику современного общества. «Идеальный тип» любви, тем не менее так и не сформулированный, понятно, недостижим (в данном случае, хотя бы потому, что совершенно неясен), а книга «в целом» на время чтения сыграет роль паллиатива. Для неподготовленного читателя «Искусство любить» станет утешительным месседжем о том, что «всё плохо, но ещё не всё потеряно».6214