Рецензия на книгу

• 

  Аноним29 сентября 2016 г.

  • Хотелось бы знать, почему ваши читатели в их мире должны упиваться видом того, как я, в моем мире, не могу добиться ничего хорошего.
  • Потому что люди любят неудачи. Честно говоря, Ланарк, ты слишком вялый и обыкновенный персонаж, чтобы быть занятным в качестве победителя.

    Слишком много черт постмодерна

  
  Решил автор впихнуть непременно:
  Не герой, а унылое чмо,
  Вот аллюзии на это, на то…
  Ох уж эти творцы постмодерна!

  
  Каюсь, Господи, прельстилась я на название заманчивое да рецензии интересные, вырвала книгу из рук команды благочестивой, да и поплатилась потом, слезы лила горькие на страницы бесконечные.
  Ты прости, святой отец, не дело это, в доме Божьем слова такие говорить, но и молчать-то душенька моя не может больше! Вот те крест, я долго терпела, ни словечка дурного не говорила, но в какой-то момент словно снизошло на меня озарение божественное, дунули ангелы в трубы

  и шепнул мне в ухо голос неземной, сладкий, как ветерок:

  и шепнул мне в ухо голос неземной, сладкий, как ветерок: “Хуйня это всё! Начитаются нелинейных повествований и давай по подъездам колоться и романы писать. Не вышло из мужика второго Джойса.”
  И вот те крест, сразу на душе так радостно стало!

  Так вот, отче, днями и ночами читала про мужика какого-то мутного, которого кроме как червепидором каким - и не назовешь, уж прости меня, отче, за слова такие. Эгоистичный до слепоты, потерянный, пустой, словно вышагнул вальяжно с кафкианских страниц - и так таким и шел, представляешь?.. Не менялся, не взрослел - только старел скачками, внутренне вообще никуда не двигаясь. И получился в итоге бесконечный, бездонный роман взросления-без-взросления потерянного шотландского мальчика, который слишком рано, почти бессознательно начал идти по пути “не такого как все”, таковым себя особо и не чувствуя.
  Вот уж на что я темная, малообразованная, но все равно чудилось мне, батюшка, неотвязно сквозь сотни страниц, что все это я когда-то уже ела. Читала, то есть. И про отчужденного несамостоятельного мальчика энтого, выросшего в хмурых пейзажах британских островов; и про нищего неудачливого художника, который никак не может закончить работу; про поиск бога - или хотя бы девицы, которая согласится с ним плотским утехам грешным вне брака предаться; про болезненный пубертат и мучительные неудачи с людьми; про терзающую тело и разум героя болезнь; про бесславный конец - все это я уже видела, складывала из слов, иногда в разных книгах, а иногда и в одной. И эта, батенька, глухая, бесконечно утомляющая обыденная вторичность - уж прости за слова умные да тяжеловесные, не филологи мы - тянется и тянется из ниоткуда в никуда. Мальчик растет, меняются люди вокруг него, остальное же стоит на месте, вот те крест!..
  И это ладно, тоже простить можно! Но потом-то этот никем не понятый унылый астматик, желающий заниматься искусством и рисующий иллюстрации к Библии, подрастает и рукоблудить начинает, стервец. В каждой главе, как одержимый, то про девочек фантазирует, то ему в стенах плоть, прости Господи, мерещится. И он еще, конечно, весь такой в белом плаще красивый и по-прежнему непонятый, и мы все сочувствовать ему должны по-христиански.
  Понапишут эти заморские неправедные белые цисгендерные мужики про то, как тяжело им всем было расти и выживать в этом жестоком мире, а ты потом сиди читай, одной рукой суп помешивая, а второй не забывая получить высшее образование, чтобы их потоки сознания понимать.

  Что?.. За что гневаюсь я так, отче?
  Да, гнев неправедное чувство, ох неправедное. И зависть - тоже грех тяжкий. Всё ждала я, когда мне, сирой, великое произведение из аннотации дадут, когда эдельвейсов обещанных в душу насадят… А он поманил началом интересным, да бросил, супостат басурманский!
  Чем поманил?..
  Ну вот, например, представь, батюшка: герой танцует с девушкой.
  Вглядывается ей в лицо, значит, а потом вдруг невольно спрашивает: “Простите, а это не я вас убил?”.
  Или вот, посреди пустынного города, в котором герой исчисляет время минутами солнечного света, люди бесследно пропадают, окутанные тьмой.
  А потом эта тьма открывается пастью под ногами героя.

  И только я было подумала грешным делом “а ничего так, увлекательные штуки чёрт выдумал!”, как вдруг это всё растворяется в массе бесформенной остального текста как в хаосе первородном, и ни следа, только фантазии бесконечные, и автор довольный незримо носится над этими водами, творит, болезный. И чевой-то он творит… И герой у него всё мятется, мятется, болезный - а чего мятется? Что девки не любят? Что в Бога не верит?
  Пошел бы автор полы помыл и делом занялся - вмиг бы эта хандра у него рассосалась нормальные бы книжки писал. Но он же интеллигент, понимаешь, постмодернист, словес навернет покрасивше, туману меж строк напустит - у-у-у-у!
  Возводит, он, значит, косую, чудовищно монументальную вавилонскую башню, в которую натаскал, сердешный, подобно сороке-воровке всё то, что красиво блеснуло для него в литературе. Кафку возьмем! И Джойса! И Моби Дика! И вот это заверните!
  И всё давай в одно произведение насовывать, будто шаурму заморскую готовит, будто знает, что у него потом никто ничего больше и читать-то не станет, шанс только один. А потом еще решил покрасоваться - и прямо открытым текстом давай про аллюзии и плагиаты в этом своем “Ланарке” выписывать, где и чего уворовал и навставлял, бесстыдник! Дети же читают!..

  Ладно, чего-то я разошлась, батенька. Я, отче, вообще начать-то хотела исповедь свою с цитаты важной, но посмотрела на неё и подумала: а пусть осмысливают отзыв мой тоже в другом порядке.
  

  
  – Я хочу, чтобы «Ланарка» читали в одном порядке, но потом осмысливали в другом. Прием, старый как мир.

  9

  339