Рецензия на книгу

• 

  Аноним15 сентября 2016 г.

  Радио «Поверхность-FM». Выпуск 2

  «Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..»
  

  Когда вчера читала «Белые ночи», меня посетила шальная мысль: интересно, эта повесть для тех времён была до безумия популярна — или прошла незамеченной? Да, я до постыдного мало знаю не только о достопочтимом Фёдоре Михайловиче Достоевском, но и о современном ему обществе. Время перемен, страха перед будущим и тоски? Думаю, тогда вполне мог жить такой вот Мечтатель. Сейчас кажется, что это произведение интереснее всего анализировать в историческом контексте, поэтому вернусь к этому аспекту, когда дочитаю мой чёрный фёдоромихайловский двенадцатитомник и изучу реалии.

  Когда я дочитала эту повесть, сделала для себя любопытное открытие: с точки зрения Настеньки эта история — самая счастливая история на свете, а с точки зрения Мечтателя — самая горькая и безнадёжная, и что здесь, что в «Бедных людях» (которым кстати был посвящён первый выпуск) Фёдора Михайловича интересовала история самого несчастного, самого печального из персонажей. В любой истории есть несколько точек зрения происходящего. Например, можете представить себя на месте Настеньки? Увлекательнейшая история (ох уж эти Настеньки, вечно они влипают в увлекательнейшие истории) об ожидании, страданиях и томлениях юной души, минутах тёмного отчаяния на берегу реки и светлом лучике надежды и тепла, мелькнувшем при знакомстве с Мечтателем, о разочаровании от предательства возлюбленного, об утешении в любящем сердце друга — и ярком, сияющем счастье, когда возлюбленный наконец-то приходит к ней. Да-а, эта история потянет на роман, который сегодня читался бы взахлёб. Наверняка, такой роман — и не один — был написан, опубликован и зачитан до дыр мечтательными барышнями в каком-нибудь XIX, XX, а то и XXI веке. Но, как мы видим, автора эта сторона совершенно не интересует. Что же тогда? Мне начинает казаться, что важны не события, а личность и обстоятельства.
  Сложно создать целостное впечатление о творчестве Фёдора Михайловича (а именно для этого и возникло моё «радио»), прочитав лишь три его произведения (в довесок из школьной программы в мой список величаво вступает «Преступление и наказание»). Но — невзирая на сложность создания целостного — первое впечатление уже начинает формироваться: кажется, писателя интересовали самые тёмные, самые тяжёлые стороны личности, особенно что касается человека умного, одарённого, духовно богатого, но угнетённого или растоптанного обстоятельствами.
  Если заглянуть в биографию Фёдора Михайловича, то возникает ещё одно впечатление: творчество писателя можно условно разделить на докаторжное и всё остальное, предполагая, что каторга породила того Достоевского, которого мы знаем. Разумеется, смысл в этом есть, но важно учитывать два соображения: во-первых, раннее творчество на то и раннее, что писатель ищет себя, его мировоззрение только формируется — и арест просто стал рубежом для нового этапа; во-вторых, что бы там ни было дальше (прочитаю — буду знать наверняка), уже сейчас видно, насколько зорок, наблюдателен и умён автор.

  А ещё сентиментален и сострадателен. В сентиментальности я царь (просто царь), поэтому с удивлением наблюдала, насколько академично, не постесняюсь этого слова, педантично автор следовал канонам выбранного жанра — сентиментального романа. Это и превосходно, и красиво, и вкусно, но всё же такая вписываемость в самозаданные рамки — смущает. Смущает так, как может смущать только привкус корицы в постной булочке без корицы. Уж не знаю, почему так. И, конечно, мне по-прежнему сложно продираться через вычурный (для меня — вычурный) язык Достоевского. Хотя надобно отметить, что реплики очень живо передают речь — и тем самым вербализируют мечтательность героев.

  Но посмотрите на композицию повести: это просто музыка! «Ночь первая», «Ночь вторая», «История Настеньки», «Ночь третья», «Ночь четвёртая», «Утро»... Петербуржская белая ночь, как никакая другая, подходит в качестве декораций для этой истории. Мы видим город всяким — и богатым, и бедным, и великолепным, и нищим (в «Бедных людях»), и залитым солнцем, и ночным, и мечтательным, и влюблённым (в «Белых ночах»). Возможно, город и не декорация вовсе, а полноценный персонаж, собственная история которого заканчивается с рассветом.

  Ночь мечтательна и сентиментальна. Утро — отрезвляет.

  6

  77