Рецензия на книгу
Рабиндранат Тагор. Собрание сочинений в двенадцати томах. Том 7
Рабиндранат Тагор
Аноним5 августа 2016 г.Сцены из деревенской жизни
- Баба Нюра! Баба Нюра!
- Чего, окаянный, горгулья тебя дери? Не видишь – занята я. Погоди.
Афанасий покорно ждал, рассматривая знакомые до боли пустые полки сельпо.
Наконец, баба Нюра закончила свои неведомые дела и вышла к прилавку.
- Тут я. Чего надо? Водки нет.
Афанасий обиделся.
- Ну что сразу – водка? Мне б для души чего… Портвейн есть?
- Нету, ничего нету. Вот как привезли Тагора, так больше ничего и нет.
- Кагор, что ли?
- Сам ты кагор, рожа пропитая. Та-гор. Книжка такая.
- А покажи!
Баба Нюра вытащила из-за полок стопку новеньких книг.
- Вот. Дегидранат какой-то. Стишки вроде.
Афанасий мучительно думал. Возвращаться домой с пустыми руками ой как не хотелось, а томики выглядели по-мужски солидно.
- А давай сюда Тагора.
- Всего, что ли?
- Куда там, потоньше чего выбери.
- Ну держи, том седьмой. Оплати в кассу.
Утром в сельпо раздался стук и грохот.
- Баба Нюра! Баба Нюра!
- Закрыто еще, куды ломитесь?!! Да иду я, иду…
- Ты чего это моему мужу вчера продала?!
- К-к-книжку…
- Белены ты ему продала, совсем мозги набекрень стали у мужика! А ну, идем!
Тамара потащила ошарашенную бабу Нюру по улице.
Из домика Афанасия не доносилось ни звука.
Опасливо заглянув в окно, баба Нюра увидела незабываемое.
С венком из подсолнухов на груди, замотавши голову в белую простынку и нарисовав на лбу точку красной гуашью, Афанасий сидел на столе в позе лотоса.
Заметив жену с товаркой, он гневно ткнул в них пальцем:
Не сможет вспять нас повернуть
Никто и никогда.
А тех, кто преградит нам путь,
Несчастье ждет, беда.
Вечером под окнами Афанасия собрались все соседи. Пришел и врач, интеллигентный старичок с рериховской бородкой в ермолке.- Знакомство с индийскими классиками, да еще и с Нобелевскими лауреатами, конечно, похвально. Но в данном случае мы можем наблюдать некую манию…
- Откуда вообще этот Тагор у нас взялся? Кто нам эту белену завез?
- Стыдно не знать, батенька. Рабиндранат Тагор – большой друг Советского Союза. Он побывал у нас с визитом и призывал свою родину брать с нас пример, бороться за свободу… Его творчество у нас популяризуется, лучшие поэты переводят…
- Тише! Смотрите, сейчас опять Афонька переводчиков будет показывать!
Афанасий выпрямился и как-то схуднул с лица. Замотался в жёнину черную шаль и монотонно, вязко, тяжело начал:
Все, что несешь ты, выпусти из рук.
Освободись от самой малой клади.
Не помни об оставленной отраде.
Тебя минуют горе и испуг.
Трать радостно, что скоплено смиренно.- Ахматова, - кивнул старичок.
Глаза Афанасия вдруг налились лошадиной яростью, подбородок вздернулся:
Я видел: юноша, с горя впавший в помешательство,
Бился головой о мостовую булыжную.
Печальное обстоятельство
Молча наблюдала толпа неподвижная.Все обернулись на старичка, это превращалось в безумную викторину.
- Неужели Борис Пастернак?!
А Афанасий отбросил личины переводчиков и просто пел.
И вечность отступала перед красотою мгновения, и вздымалась белоснежность Тадж-Махала, несущего смертную человеческую любовь сквозь века.
Афанасий пел об индийских богах с грозными именами, но под ними открывались понятные, общечеловеческие чувства – всепрощающая любовь, которая в других странах зовется Иисусом. Он пел о свободе, называя ее именем Шивы – о свободе немецких романтиков и не родившегося еще Виктора Цоя.
Он говорил обо всём просто, почти без иносказаний, ясным, звенящим языком. Старичок-врач, привычный к витиеватости русских поэтов, лишь морщил лоб и изредка кивал, услышав знакомые символистские нотки.
Эти стихи не были предназначены для пыли кабинетов, их нужно было выкрикивать с баррикад, шептать возлюбленным, заклинать ими весну.
От горних вершин и великих свершений Афанасий вдруг мчался в мир семьи и детства, но темы были те же – мимолетность времени, тоска по юности, потребность в любви. Здесь царила женщина, многоликая странница, – и любовь к ней была началом любви к миру. Эта дряхлая истина звучала как в первый раз.
Не было в этих стихах ничего пошлого, туристического, псевдо-индийского – так они были естественны и общечеловечны. Лишь имена цветов были незнакомы сельчанам.
А Афанасий уже нёс, нёс их в мир до пришествия человека, в мир безгласной земли, и говорил от имени этой земли, которая пребудет вечно, а вся наша наука и цивилизация – лишь сор для неё.
Афанасий разыгрывал кусочки из пьес. Особенно изящна была та, что про больного ребенка. Вынужденного сидеть у окна и разговаривать с прохожими. Сколько тоски было там - и хотелось взять посох и идти по этому прекрасному миру прочь! Странничество – единственно верное состояние человека.
И что такое человек? Почему одни и те же идеи и образы омывают весь мир? Афанасий пел о «блуждающих снах» Мандельштама.
Темницу веры громом в прах разбей
Где бог в нашем мире? Нет ему имени – все слова тесны для него. Можно обращаться к нему как к любимому, невидимому, далекому, прекрасному. Это некое всемирное существо, пронизывающее все. Нужно искать это высшее присутствие снаружи и внутри, в природе и в собственной душе.
Существо это хранит великий порог – смерть. И смерть – не завершение, а начало.
Существо не требует слепой веры, оно далеко от затхлых мировых религий:
И знанья свет во мрак сердец пролей!
На дне корзины
Афанасий выбивался из сил – густо замешаны были стихи:
Горечь улыбок, услада плача и взоров немое отчаяние.
И, как дитя, упав
И вот Афанасий остановился:
Лежит средь трав
Мечты и явь в себе перемешав.
Соседи поспешили по домам. Они уже не обыватели, этой ночью они были воинами, мудрецами, любовниками…
Но пришло утро – серое, растерянное, мятое. Через два часа на работу. Невыспавшаяся, смущенная Тамара варила кашу и думала о волшебной книге. Нездешняя она все-таки и страшно далека от народа. Им в Индии хорошо – тепло, а нам тут дров на зиму надо заготовить и полушубок старшему справить… Не до цветов, борьбы и свободы.Посёлок просыпался. Обиженно мычали коровы, накрапывал дождь. Скрипел ворот у темного колодца, на боку которого была вырезано «дура».
801,7K- Ахматова, - кивнул старичок.