Рецензия на книгу
Люси Краун
Ирвин Шоу
Аноним8 июля 2016 г.И нет лекарства от болезни сей;
В развратном похотливом мире, -
нет и не будет, пока тысячи женщин на разных уголках земли безропотно выполняют роль хорошей жены, отодвигая на второй план свои желания, принципы, стремления. Так и Люси «производила впечатление скорее гостьи в своей собственной семейной жизни». Стоит ли винить в этом Оливера, считавшего свое решение единственно верным, непоколебимым, выполняющего главенствующую роль в их отношениях? Или же виновата сама героиня, для которой верность «не являлась результатом высокой морали», а была лишь порождением благодарности и страха. Страха перед всем новым и неизведанным, что могло бы внести яркие краски в уже наскучившие серые будни.
Таким ярким пятном, я бы сказала - кляксой, стал Джеф. Он не указывал, как обращаться с ребенком, что лучше приготовить на ужин, не говорил всего того, что так устала слышать Люси. Он напомнил ей, что она – женщина! Теперь она «чувствовала себя более ценной, чем.. когда-либо в своей жизни».
Вам, возможно, показалось, что я её защищаю. Нет! Просто предвижу аргументы, которые могут приводить те, кто ее оправдывает. Однако, не могу я понять такой порыв страсти, такое «летнее развлечение», как назвала это сама Люси. Поступок, разрушивший мечты ребенка, наполнивший любящие сыновьи глаза ненавистью, а сердце – болью. Не могу (может, не хочу) я оправдать женщину, которая предала своё дитя, бросила на произвол судьбы ради призрачного благополучия в браке.
Я читала и плакала, не могла поверить, что мать может отречься от своего сына, может увидеть в нем врага. Почему она не захотела дать ему шанс забыть о случившемся, пройти через эту трудность рука об руку? Моему возмущению не было предела: «Люси, одумайся, это же твой Тони. Тони, которого несколькими днями ранее ты опекала больше, чем нужно было!»
Ладно – Люси! Куда подевался тот Оливер, который мог стоять на своем? Почему он готов так легко согласиться с предложением жены?! Я задавала вопросы, и не находила ответы.
Краун написала на щите своей семьи «три великих слова - самоубийство, неудача и измена», наказала себя, мужа, сына. Она видела только свою тоску и горечь, ибо прав был Шоу, сказав: «Никто не измеряет свою боль в объективных единицах, и тысячи смертей на другом континенте не перевесят твоей собственной зубной боли».226