Рецензия на книгу
Завтра я всегда бывала львом
Арнхильд Лаувенг
Аноним7 июля 2016 г.Дневник шизофреника: развенчивание мифов.
«Меня проинформировали о моем хроническом диагнозе, и одновременно отняли у меня все мечты о будущем и надежды. И вот я осталась взаперти наедине с единственным, что у меня осталось, то есть наедине с пустотой. Пустота была огромной и невыразимой, она болела у меня внутри. В тоске и отчаянии я совершенно конкретным образом пыталась уменьшить пустое пространство, которое ощущала у себя внутри, я его заполняла.»Если условно разделить книги моего Флэшмоба-2016 по номинациям, то эта определенно стала неожиданным открытием года. Не просто книга о шизофрении — история от первого лица, от того, кто сумел выбраться. Арнхильд Лаувенг написала определенный дневник своей жизни того периода, жизни с таким диагнозом, который у среднестатистического человека ассоциируется с сумасшедшими и неадекватными людьми. Теперешний психолог и бывший шизофреник, она сделала свою книгу уникальной работой: отчасти это некий итог, то, что у людей ее профессии называется работой над собой, а отчасти — личная необходимость выговориться, подумать, осмыслить и отпустить. Это очень личная книга и очень сложная. Потому что общественность мало знает о шизофрении. После этой книги оказывается, что мы не знаем ни-че-го. Как и любой другой диагноз, шизофрения полна самых разных проявлений и бывает многогранной, а потому ее нельзя очертить известными в народе симптомами, поставив крест на будушем человека. Это попытаются сделать и без нас. Арнхильд Лаувенг смотрит на меня с фотографии, где выглядит счастливо и привлекательно, ничто не выдает в ней человека с бывшим, но страшным диагнозом, и тем более — человека, который прошел подобную дорогу. Удивительно! Удивительно, насколько это все можно было бы счесть продаваемым сюжетом, насколько не верится, и одновременно — насколько все реально. Просто общество малоинформированно, а ведь бывает даже в таких случаях счастливый конец или новое начало.
Как по-вашему живет шизофреник?
Я вот была уверена, что это человек, живущий в своем пространстве, наполненный до краев галлюцинациями, человек, ничего не осознающий и не понимающий, от того нуждающийся в помощи. Все гораздо хуже. Это человек, который осознает очень многое в своем состоянии изначально. И это, пожалуй, самое важное и нужное каждому качество — хотя бы туманное, но осознание того, что тебе нужна помощь и готовность ее получить. Арнхильд почти сразу осознала распад своей личности, но ведь как она могла знать, что в сущности с ней происходит и как себе помочь?! В подростковом возрасте многие страдают депрессиями, потому на начальном этапе диагностировать можно много разных “болезней”, которые соответсвуют возрасту. А пациент, благодаря тому же возрасту, не может до конца рассказать, что у него внутри и насколько это ненормально. Вот так упускают драгоценное время врачи и пациенты.У всего есть причины.
«Мы привыкли доверять своим глазам и своим ушам, и привыкли полагаться на то, что увиденное и услышанное соответствует действительности. Так что же прикажете делать человеку, когда он видит что-то такое, о чем в глубине души он знает: этого не может быть?»Галлюцинации есть ни что иное, как дополнение мира больного. Они естестественно вписываются в картину его жизни, хоть и идут вразрез с миром других людей, чем обескураживают. Пациент зависит от этих видений и никак не может их контролировать, так как уже не может контролировать жутчайшее влияние стрессов на организм. Нет ни одной случайной галлюцинации, все они говорят о симптомах и состояниях, а приходят “помочь” пережить сложности. В некотором смысле они становятся единственной опорой в этой жизни, на которую можно переложить контроль, хотя многие при этом заставляют наносить себе вред и имеют скорее деспотический характер “разрешая” тебе взаимодействовать с собой и другими исключительно какими-то патологическими способами, таким образом даря иллюзию контроля над окружающим миром. Галлюцинации не вздорны, не ошибочны — это переродившиеся личины приобретенных комплексов. Данная тема мне показалась недостаточно раскрытой, я понимаю, что есть личные вещи, которые, быть может, и мало уместны в нехудожественном стиле, но все же мне бы очень хотелось узнать хоть немножко, какие отношения вылились в эти состояния. Все это описано поверхностно и постфактум, определенно шизофрения — это не только следствие плохих отношений в семье, но вот галлюцинации в этом плане очень конкретны.
«Хотя я не могла этого объяснить или как-то обосновать, но я знала, что мои волки — это вовсе не ошибка мозга. Также как все другое, что я видела или слышала. Они содержали в себе правильные и важные истины, выраженные корявым языком, примерно так, как это бывает во сне. Подобно снам, для них нужно было найти толкование, чтобы выяснить их истинный смысл. Но для того, чтобы их истолковать, сначала требовалось признать их истинность и реальность, пускай эта истина и была метафорической, а не буквальной»Симптомы и поддержка
И подумать не могла, что шизофрения по своей сути такая индивидуальная болезнь! Что она не лечится, грубо говоря, несколькими десятками методов. Это очень тонкая материя, каждый отдельный человек — есть личность с определяющими симптомами, которые говорят сами за себя в каждый отдельный момент проявления. Симптоматика — целая наука! И меня очень вдохновляет живой интерес Арнхильд Лаувенг к ней! Она, подобно образцовому профессионалу увлекается симптомами, от корки до корки их изучаяя и размышляя! Это всегда очень располагает.
«Очень важно уметь истолковать содержание симптомов и находить их скрытый смысл. Однако с толкованием связаны большие опасности. Потому что толкование симптомов — это спорт, связанный с риском, потому что в нем всегда можно потерпеть аварию, если не будешь соблюдать основные правила движения. Первое и главное правило состоит в том, чтобы помнить — симптомы являются принадлежностью того, у кого они проявляются, и только сам этот человек может окончательно определить, что означает данное поведение в данной ситуации. Один и тот же симптом может выполнять различные функции в разных ситуациях, и, разумеется, одно и то же поведение может иметь совершенно различный смысл у разных людей.
Кроме того, даже при правильном истолковании для него может быть выбран неподходящий момент.»
«Когда-нибудь потом ты закажешь для нее золотую рамочку и повесишь над диваном в своей гостиной», — сказала мама. А ведь она знала, что у меня нет ни дивана, ни комнаты, ни своего дома, нет заработка, и что меня нельзя оставлять в комнате, где есть бьющиеся предметы. Мама посетила несколько занятий на курсах, где ее обучали тому, "какие ожидания реалистичны, а какие нет, но мне кажется, она не очень-то слушала, что там говорят. Сейчас у меня есть и диван, и комната, а в комнате висит моя картинка, там, где сказала мама — над диваном в моей гостиной. И в золотой рамочке. Когда она так сказала, ничего этого не было, а она уже видела. Если ты умеешь заглянуть за край земли, это не так уж и трудно. Она всматривалась так зорко, что разглядела то, чего еще не было»Вера в человека, поддержка — это один из самых важных факторов в жизни человека, зажигающий свет, который потом приводит к цели. В жизни Арнхильд было масса разных людей, большинство из которых ее остерегались. Ей же нужна была простоя человеческая поддержка, нужно было, чтобы хоть кто-то видел ее чувства, ощущал в ней личность, с которой нужно считаться. И неважно, будет ли это поддержка мамы, которая слишком смело выставить красивые фарфоровые чашки, пуская в дом буйную дочь или разговорчивая сиделка, которая превратится в ласточку на несколько минут своего дежурства, воплощая мечты своей пациентки о полетах.
Система
«Как, собственно говоря, мыслят пациенты? Разве мы или они, или как там правильнее будет сказать, мыслят как-то не так, каким-то особенным образом, так что их мышление отличается от мышления всех остальных людей? Если слово «пациент» в этом высказывании заменить другим словом и сказать, например, что «саамы мыслят иначе» или «пакистанцы мыслят иначе», или «женщины мыслят иначе», мы совершенно ясно увидим, какое за ним кроется безумие. Потому что ничего подобного мы бы ни за что не сказали, причем по вполне понятной причине.
Эти высказывания являются расистскими и дискриминирующими, и беспредельно глупыми, и остаются такими, когда речь идет о пациентах.»Арнхильд Лаувенг приходилось бороться за себя каждую секунду. Доказывать, показывать, идти против системы устойчивых предубеждений и отношения. Если вы думаете, что медики, ассистенты и прочие люди, постоянно контактирующие с шизофрениками, должны быть как минимум человечными, то вы правы. Но по факту Арнхильд столкнулась почти с тем же, что Тамара Черемнова, хоть находилась в лучших условиях и физически была здоровым человеком. Ее спасла безумная сила воли, хищное желание каждый день бороться: с самой собой, с докторами, с зависимостью… Бороться. А ведь хотелось простого — человеческой поддержки, потому что все мы люди. Арнхильд радовало малейшее внимание к собственным желаниям, даже если это протест нарушить режим и не пойти сегодня на гимнастику. Суть не в ней, суть в том, что ты можешь себя проявить, и тебя услышат. Когда к девушке направляли ораву докторов, для того, чтобы ее успокоить/уложить/привязать ей хотелось, чтобы в ней видели человека, а не некое существо, которое надо утихомирить.
«Мой опыт говорит мне, что разница между ужасно, терпимо и безопасно зависит не от того, что с тобой делают, а от того, как это делается.»Лаувенг говорит, что во многих случаях она с удовольствием бы шла на контакт с врачами и не бунтовала, если бы на нее не напускали шестеро взрослых мужчин, а просто попросили оказать им услугу. Более того, она бы с удовольствием с ними взаимодействовала уже только потому, что ее попросили, а не притянули силком. Вполне адекватно она рассуждает и о таком методе, как связывание: иногда девушка уставала от себя самой до такой степени, что готова была умолять о связывании, которое, несмотря на весь дискомфорт, дарило бы ей волшебное ощущение безопасности, но если Лаувенг чувствовала насилие при этом, то, разумеется, ей было горько и обидно, не потому что связывают, а потому что связывают таким образом! Это не наказание, а лечение! Чего стоят сиделки, у которых был приказ молчать и не разговаривать и какая радость была, если твой “напарник” ослушается и заговорит! Мне кажется, это не так сложно, если принимать и применять опыт, а не поступать со всеми пациентами, как с животными. Это профессиональная этика, врачебная и в конце концов — человеческая!
«Меня укладывали силком люди, знающие свое дело, прошедшие курс обучения и умевшие делать это так, как нужно. Но другие переволакивали меня через порог так, что я билась об него головой, прижимали меня к бетонному полу, придавливали, упираясь коленом в мою поясницу, и прижимали мне голову к подушке, чтобы я от нехватки воздуха перестала сопротивляться.»Против статистики
«Можно было фокусироваться на статистике: «Добиться своей цели для тебя почти невозможно». А можно было сфокусироваться на надежде: «Человек непредсказуем, всегда остается хотя бы маленький шанс, что все получится, если мы хорошенько поработаем и потратим на это много времени». Оба высказывания одинаково справедливы. Но эффект от того и другого будет очень разным.»До этого я не слышала о пациентах, выздоровевших от шизофрении, а тем более — теперешних психологов. Браво, Арнхильд Лаувенг! Она удивительной силы человек, человек уникальной способности выжить! Как человек борящийся, я знаю, чего это стоит, я знаю, каково это — представлять себя здоровым, каково это, когда рушаться все твои планы, я знаю, что у меня не всегда хватает сил выбираться, но очень стараюсь! Я тоже из тех, кто идет против статистики, из тех, кому не рисовали даже моих теперешних достижений. Многое из написанного в выводах мне близко, многое я понимаю, что-то заставило задуматься. Судьба Арнхильд Лаувенг, ее путь, начатый с нуля, для меня стал образцовым. Ведь это великое дело — выстроить себя заново, понять причину, побороть ее, вернуть себе надежду, которую у тебя отобрали, запихнув в рамки болезни. Переломать себя во многих моментах, бесконтрольность которых так привык списывать на болезнь. А потом! Потом начинается еще один отнюдь не такой веселый момент — жить заново, учиться коммуникации, в последствии получить диплом и стать психологом, помогать тем, кто находиться в понятном тебе положении… Осталось только получить Нобелевскую премию! :) Такие истории вдохновляют, дарят шанс, желание сохранять надержду и не опускать руки в этой жизни, где так много зависит от нас. В этой жизни каждый может побороться со статистикой. Я понимаю, что речь идет об определенной форме шизофрении, но и ей не давали шанса, а в результате мир получил психолога с необычным опытом Арнхильд Лаувенг. С ее качествами и не способностью сидеть на месте, мне кажется, она с таким же успехом могла бы быть каким-нибудь юристом по правам пациентов. Впрочем, уже будучи психологом, она делает то же самое. Спасибо!
«Для меня это решение никогда не годилось, и я знаю, что мне наносила вред постоянная сфокусированность на безнадежности моего состояния. Поэтому я считаю важным давать людям надежду и веру в то, что для них найдутся какие-то возможности, несмотря на серьезность диагноза и тяжесть болезни. Я знаю, что для меня самой, когда я была больна, очень много значила бы надежда, поэтому мне так хочется дать надежду другим.»14168