Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 июня 2016 г.

  Альтернативная история Нильса

  Мой милый мальчик!
  Теперь, когда вместе нам быть осталось совсем немного, кажется, пришло время рассказать тебе, как всё было.

  Ты, кажется, не один раз читал и перечитывал чудесную книгу Сельмы Лагерлёф. Ещё бы! В ней же написано про твоего деда (и не скрою, мне приятно, что тебе интересно знать о любимом дедушке как можно больше). И ты не один раз спрашивал, всё ли это правда. Ты был ещё совсем мал, ты верил в чудеса (впрочем, ты и сейчас ещё не вполне взрослый и продолжаешь в них верить), и мне не хотелось тебя разочаровывать. Но сейчас, когда я вот-вот покину этот мир, кажется, мне больше нечего скрывать, надо быть по-настоящему честным с любимым внуком.

  Дальше...

  
  

  • Не хочу быть человеком! - уже кричал Нильс. - Хочу лететь с вами в Лапландию! Думаете, почему я целую неделю был таким добрым?!

    Да, я не говорил этих слов. Сейчас уже даже не могу сказать, почему именно - может, просто струсил. Может, соскучился по родителям - я ведь был ребенком, хотя довольно капризным и своенравным. Ровно до этого момента всё в книге о моих якобы чудесных путешествиях (нет, в чем-то они и были чудесны, бесспорно) – чистая правда. Всё остальное же, как бы это нелепо ни звучало, записано Сельмой под мою диктовку, но со слов легендарного Мортена. Да-да, после того, как я вернулся к родителям, я не перестал понимать язык животных, но никогда и никому об этом не рассказывал. Почему? Просто я не хотел славы, не хотел быть знаменитым. Сельма считала, что мы с Мотреном просто настолько сдружились после путешествия, поэтому почти никогда не расстаемся. Почти так и было, с той лишь разницей, что после всего, что мы пережили вместе, я не мог уже как прежде общаться с другими людьми (с прочими животными я никогда не разговаривал, боясь себя выдать; да и с Мортеном говорил редко - только когда он с семьей и другими дикими гусями навещали наши края, и только тогда, когда был уверен в том, что нас никто не может услышать). С Мортеном мне было проще. А ещё я чувствовал свою вину перед ним. За то, что бросил его в самом начале такого сложного пути. За то, что предал его мечту. С тех пор, как я вернулся домой и стал нормального размера, меня ни на минуту не отпускало чувство вины. Каждое мгновение я переживал за Мортена, желая только одного - чтобы он вернулся к нам целым и невредимым. Мортен… его имя всегда напоминало мне о смерти. Представь себе мою радость, когда однажды рано утром, давая корм животным на нашем скотном дворе, я заметил в небе стремительно снижающуюся стаю диких гусей. Сердце ликовало: “Мортен! Живой! Невредимый!”.

    Но, к сожалению, Мортен вернулся к нам не навсегда. Ведь после того, как попробуешь вкус свободной жизни - такой прекрасной, хоть и полной опасностей - увидишь нашу великую страну с высоты птичьего полёта, обзаведёшься семьёй, ты уже никогда не захочешь возвращаться в уютный дом и вести размеренно-насиженный образ жизни. Так что я уговорил матушку не держать Мортена, позволять ему прилетать к нам погостить с семьёй и спокойно отпускать обратно. Перемены, произошедшие во мне после моего не очень долгого отсутствия, приятно радовали матушку и, посовещавшись недолго с отцом, они решили, что не стоит травмировать ребенка излишним насилием - видимо, не верили своему счастью: тому, что сын их уже не будет прежним балованным мальчишкой, что всё доселе невиданное во мне навсегда.

    Да, это путешествие многое во мне изменило. Разлука с родителями, пусть и недолговременная, показала, что однажды я могу их потерять навсегда. А Мортен рассказом об одинокой старушке, о смерти которой, возможно, ещё долго бы не узнали, если бы не её корова, только подтвердил мои выводы. Возможность понимать язык животных позволила мне осознать, что они тоже чувствуют, мыслят и ничем не хуже нас, людей (а во многом даже лучше).

    Матс, мальчик мой, после этого моего признания ты, наверное, считаешь Сельму Лагерлёф обманщицей. Но не торопись с выводами. Во-первых, всё, о чём она писала “после моего возвращения домой”, действительно случилось. Только не со мной, а с Мортеном и стаей. Я лишь позволил себе (разумеется, с согласия гусака) вписать в это повествование себя. Но не потому, что хотел славы или желал обмануть всех, а потому, что я всю жизнь жалел об упущенной возможности. Жалел, что смалодушничал. Жалел, что так и не решился на приключение, которое наверняка стало бы лучшим в моей жизни. Я всего-лишь хотел один раз представить себе, хоть на словах прочувствовать, каково это - настоящее путешествие с дикими гусями, а не та его небольшая часть, которую я преодолел в действительности. Не скорою, я и сам несчетное количество раз перечитывал эту книгу Сельмы, вновь и вновь пытаясь вернуться в те времена, наверное, даже втайне надеясь на появление домового, который даст мне второй шанс. Но, как видишь, я так ничего и не дождался.

    Во-вторых, если уж на то пошло, обманула всех не Сельма, а я. Но это уже совсем другая история, я написал тебе об этом выше. Надеюсь, ты поймёшь меня и когда-нибудь простишь своего старика за эту слабость и этот обман.

    Ну а в третьих, как ни крути, а Сельма Лагерлёф очень органично вписала в мою историю легенды и предания нашей страны, подробнейшее описание её географии, сдобрив это толикой морали для таких же мальчиков и девочек, как ты, мой дорогой. Уж чего-чего, а писательского таланта у неё не отнять! Из моей (а откровенно говоря, и не совсем моей) истории она смогла сделать книгу, которой многие годы зачитываются и будут зачитываться дети и взрослые не только в Швеции, но и далеко за её пределами. Благодаря Сельме наша страна с её богатой историей, интереснейшим фольклором, обширнейшей флорой и фауной, прославилась, пожалуй, на весь мир. Да, кое-что даже с моих слов она приукрасила и немного изменила, но я вовсе не сержусь на неё за это. А если моя ложь и незнание всей правды Сельмой в итоге сотворили столько хорошего, возможно, не такой уж плохой поступок я совершил, немного приукрасив подробности своей ничем, кроме краткого полёта с гусями, не примечательной жизни.

    Быть может, тебе будет интересно, как сложилась моя судьба после возвращения домой. Родители очень радовались моему возвращению, сначала пытались расспрашивать, но я всё пытался придумывать какие-то глупо-правдоподобные истории (потому что в то, что случилось на самом деле, они вряд ли поверили бы), и со временем они перестали задавать вопросы. Потом прилетел Мортен. Я с трудом дождался ночи, пока все уснут, пробрался в птичник, растолкал его и мы проговорили почти до утра. Вскоре он улетел обратно, и время тянулось долго-долго и отмерялось для меня лишь ожиданием его прилёта и страхом неминуемого возвращения. Его семья росла, рос и я. И вот когда я стал чуть старше, чем ты сейчас, я познакомился с Сельмой. Она искала вдохновения для новых историй, а я вдруг почему-то решил рассказать ей свою. В это время, как раз незадолго до своей смерти, к нам в один из последних разов прилетел погостить Мортен. Так, с беспрестанно тихо гогочущим гусаком в обнимку, я и поведал Сельме нашу с ним историю. Вскоре после выхода книги начался краткий, но утомительный, период моей славы. Но известность моя довольно быстро угасла - почти так же мгновенно, как и вспыхнула. Правда, как тебе, наверное, известно, именно тогда я и познакомился с твоей бабушкой.

    Даже сейчас я жалею о своей упущенной возможности. Мне часто снится один и тот же сон:

  
  

  
  Розово-оранжевый закат превращает оперение могучего орла в произведение искуснейших ювелиров – каждое перышко очерчено уходящим солнцем так, что его видно в мельчайших подробностях, будто рассматриваешь под лупой некую драгоценность. Он в который раз летает на спине своего верного друга Горго, становясь будто бы частью него – ужасом для всего живого, страхом, облаченным в прекрасное тело могучего орла. Крылья Горго широко расставлены и неподвижны. Кажется, что он плывет по воздушным волнам. Или же даже так: орел неподвижно раскинулся в небесной выси, а весь мир стремительно убегает куда-то назад, страшась одного вида грозного воздушного хищника.
  Наконец, они приземляются на краю скалы, в самую середину гусиной стаи. Но ничего не происходит, потому что гуси во главе с почтенной Аккой с Кебнекайсе – старинные друзья Горго и его крошечного спутника. Старая гусыня о чем-то спрашивает Горго, одновременно протягивая крыло мальчику в некоем подобии объятия. Видно, как ее клюв шевелится, производя какие-то звуки. Но разобрать это невозможно, все звуки слышатся как из-под воды, глухо и влажно.

  И каждое утро после этого сна я горько и беззвучно плачу, потому что знаю, что этого со мной никогда не будет. Единственное, о чём я прошу Господа после смерти - позволить мне вернуться в гусиную стаю и остаться в перелётной вечности раз и навсегда.

  Милый мой Матс! Сейчас, прощаясь с тобой уже навсегда, я не буду просить о прощении - это может быть не сразу и вовсе не в твоих силах. Ты можешь даже никогда и не простить мне мою ложь, в которую ты верил всю свою сознательную жизнь. Я прошу тебя только об одном: действуй! Не сомневайся - делай то, что считаешь нужным, следуй зову своего сердца, чтобы потом никогда не жалеть ни о чём, как твой старый глупый дед. Живи по совести и будь счастлив. А мне там будет хорошо, если я буду знать, что с тобой всё в порядке. И не плачь обо мне! Всё-таки я прожил довольно достойную жизнь, хотя кто его знает, как бы всё сложилось, если бы я принял другое решение в тот поворотный момент. Возможно, у меня сейчас не было бы тебя. А ты - это то, за что я каждое утро благодарю Господа.

  Люблю тебя, внук. Мне будет тебя не хватать, но знай, что я всегда незримо рядом, пока ты помнишь обо мне.
  Твой дед Нильс.

  43

  198