Рецензия на книгу

• 

  Аноним18 апреля 2016 г.

  «Я принялась за эту книгу, надеясь, что смогу выразить в ней свое отношение к творчеству… Надо писать из самых глубин чувства – так учит Достоевский. А я? Может быть, я, так любящая слова, лишь играю ими? Нет, не думаю. В этой книге у меня слишком много задач – хочу описать жизнь и смерть, здоровье и безумие, хочу критически изобразить существующую социальную систему, показать ее в действии… И все же пишу ли я из глубины своих чувств?.. Смогу ли передать реальность?»

  из дневника В. Вулф (1925)

  
  

  «Момент бытия» в романе Вульф (реальность, чувства, действия) – это непрерывный поток сознания, с ускоренным темпом речи, скачкой идей, которые при значительной выраженности темпа не успевают быть высказанными до конца. Таким было мое восприятие романа. Бесконечная игра слов… слов хитросплетенных, молниеносных, сильных, вычурных, с тонким продуктивным характером, характеризующиеся высокой творческой активностью писателя. Думать, писать, выражать себя в таком стиле, могут те, о которых говорят «не от мира сего». Виржиния была именно такой. Природа создала ее женщиной, а жизнь и обстоятельства - наградили ее помешательством, которому, кстати, не смотря на его разрушительную силу, нужно отдать должное за литературное наследие Вулф. Ее романы, в том числе и «Миссис Дэллоуэй» - это свидетельство ее борьбы за жизнь, это способ доказать миру и себе, что болезнь не препятствие, а спасение, олицетворенное в словах, через которые можно по прежнему оставаться собой, - проницательной, оригинальной, претензионной, манерной, не важно еще какой, - но собой, такой какая есть; быть искренней и пусть ее язык нам не привычен, но он настоящий, истинный.

  Однако, такая перегруженность текста пресловутыми «моментами бытия» неизбежно приводят к внешней заторможенности действия: ну, вот, стоит подумать об одном, и сразу появляется желание рассказать о деталях, но потом появляется новая идея. Все это не успеваешь записывать, а если записывать, то появляются опять новые мысли. Отсюда и ощущение некой растерянности, как будто роман написан по принципу «один шаг вперед и два шага назад». И сколько раз, мы бы не пытались уловить его событийность, проследить за одним единственным днем миссис Дэллоуэй, готовящийся к вечернему приему гостей, мы все же теряем нить последовательности, так как главными тут выступают не поступки (действия героев), а их интерпретация.

  кадр из фильма "Миссис Дэллоуэй", 1997

  По большому счету в этом романе молчат, а все настоящие беседы, диалоги, монологи, споры происходят за завесой Молчания — в памяти и воображении. А как мы знаем, память часто капризна, она не поддается законам логики, и зачастую она попросту бунтует против порядка и хронологии. Всего минута в реальном времени, реального действия – вот Кларисса сняла шляпку, положила ее на кровать, прислушалась к какому-то звуку или запаху в доме, и вот открылись жалюзи памяти – вспомнилось детство, оно зацвело красками и голосами, и тут же перенеслось в комнату, задержалось на секунду, и обратилось снова в прошлое. Такое соединение прошлого и настоящего создает в романе особое внутреннее напряжение – читателю приходиться сконцентрировать все свое внимание вперемешку с чувствами не утратив при этом саму суть посыла, мысли, но это право сложно. Мы привыкли, что все картины окружающего и внутреннего мира поддаются анализу причинно – следственных отношений, а тут, течение мысли обусловливается ассоциациями, каждая из которых является толчком для новой тематики рассуждений:

  
  «Она ломает метроном времени, создавая пространство для отливов и приливов мыслей и воспоминаний, которые выходят за рамки текущего момента и сливают в одно прошлое и настоящее»
  

  Таким вот образом, повествование романа скользит по поверхности реальности запечатлевая все «мельчайшие частицы»: от цвета листьев на деревьях, до проехавшего авто премьер – министра, от обрывков случайных мыслей, до игры в ассоциации, - и все это лишь для того, чтобы в конце концов, дать читателю почувствовать на мгновение всю глубину этой реальности и ощутить себя в самой ее сердцевине.

  11

  44