Рецензия на книгу

• 

  Аноним15 июня 2010 г.

  Вовлечение

  Автор со сладким, будто выдуманным именем Дафна дю Морье и обложками в стиле Анны Гавальды не может вот так просто появиться в моей жизни. Несмотря на тесные творческие узы с Хичкоком и непреходящую популярность среди воспитанных филологинь. Познакомиться с таким автором меня заставила работа. И удивили меня в этом знакомстве две вещи.
  Первая - куриная слепота литературной репутации. Человек, заложивший традиции саспенса, серьёзно полемизирующий с экзистенциалистами, неуёмный патологоанатом психологизма в стиле Толстого, тонкий игрок аллюзий, диалектический христианин в конце концов, получает репутацию последовательницы Шарлотты мать её Бронте, только потому что у Дафны милое детское личико, светская жизнь и садики в Корнуолле.
  На обложках "Козла отпущения" - максимально бесполого и несексуального романа - неизменно щеголеватая Бела, выполняющая на самом деле эпизодическую, хоть и символичную роль. Хороший, хотя и слишком образованный писатель, просто погиб под всем этим сусальным золотом исследователей пейзажа и женской психологии, книгопродавцев и слепых потребительниц ровной прозы. Такое расстройство.

  Вторая поразившая меня штука находится внутри книги, а не за её пределами. Меня удивило родство идеологической подоплеки «Козла…» идеям Михаила нашего Бахтина. Подобно выведению рцептов, где эксперимент не просто ставит вопросы, но ищет ответы на них, роман погружает теоретические выкладки в жизнь, заставляя голос героя полностью отслоиться от голоса автора и более того – встретиться с массой других голосов. Местами прямо методики "Поэтики Достоевского". Финальная сцена двойников чем-то даже беседы Раскольникова и Свидригайлова напоминают. Проза Дафны полифонична, подчеркиваю: осознанно полифонична. Это с одной стороны заставляет вышколенный аристократический стиль очень мило обрусеть, с другой – позволяет нам начать размышления там, где Сартр и Камю сокрушенно заканчивают.

  В «Козле отпущения» барышня дю Морье имеет наглость оспорить Тошноту и толкнуть задолбавшего нас всех за последние сто лет Нового человека в объятья Другого, вовлечь его в сущностный диалог и перестать наконец быть таким несчастным мудаком. Это ей дается нелегко, приходится глава за главой подстраивать массу обстоятельств, граничащих с магическим реализмом, не давать упрямому подопечному, малодушно убоявшемуся сложного пути исцеления, сбежать к своим старым проблемам. Но итог во всей его убедительности того несомненно стоит.

  Ждать от литературы простых рецептов, значит, ждать от неё вранья. А вот те сложные, мудрёные и нестабильные построения, которые она всё-таки иногда выдает – это, может быть, единственные догадки, которые у нас есть. Сложный и честный рецепт Дафны возводится к следующей догадке: хочешь того или нет, но единственное спасение от собственной «ненастоящности» – болезненное вовлечение в миры других людей.

  29

  94