Рецензия на книгу
Ложится мгла на старые ступени
Александр Чудаков
Аноним10 февраля 2016 г.Не то что нынешнее племя
На эту книгу написано много рецензий. И многие из них положительные, близкие к восторженным. При чтении их слышится, что книга задела глубокое, сокровенное, стала родной и любимой. Я сама очень люблю, когда книгам такое под силу.
Поэтому бралась читать с предвкушением, что хорошее произойдёт.
Дочитывала же скорее по необходимости, по флэшмобным обязательствам.В мемуарном жанре важно что? Безусловно, слепок эпохи, галерея портретов, язык времени. Но лично мне важнее всего - автор. Кто есть он и чем заслужил право на читательское внимание и время. Здесь я всегда рассчитываю на прозрачность и честность. Не говорю о выворачивании души наизнанку и раскаянии в грехах - это, пожалуйста, священнику на исповеди.
И вот обаяния автора, его самоценности для меня не случилось.Автор себя с героем растождествил. Словно бы спрятался за неким Антоном. Снял с себя ответственность за себя же? Признаться, я так и не поняла глубины этой задумки. От "я" к Антону он прыгает в рамках одного абзаца, явно подразумевая, что и для него и для Антона отец - это отец и дед - это дед. В чём же фокус?
И зачем он переименовывает Щучинск в Чебачинск, сохраняя при этом все окружающие этот городок топонимы нетронутыми? Тому, кто не слыхивал ничего о Северном Казахстане, эта переименовка ничего не даст, а тем, кто знает места не понаслышке, труда не составит понять, о каком городе речь.Предполагаю, что приёмы эти призваны смазать мемуарную грань, вывести роман на какой-то иной уровень. Только вот на какой? Это всё равно остаётся рассказ-воспоминание о совершенно конкретных местах и людях, разве что допускающий некоторые додуманные эпизоды и вольность обращения с фактами.
Мне понравился, конечно, дед. И семья, и деревенский быт, и само бытие, наполненное созидательным и насущным трудом, которое уже сейчас практически кануло в лету. И эта тоска о том, что здесь всё меня переживёт, она знакома, наверное, каждому, кто старше 30, кто имеет за плечами то, о чём стоит жалеть. И люди, в которых чувствуется незыблемо человеческое, неветшающее, словно бы тоже остаются там. Благодарность и удивление к ушедшим моим бабушкам, которые молча и много трудились, рожали много, и никогда не ныли и никого не осуждали. Пойди-ка поищи сейчас таких даже среди бабушек.
А герой мне не понравился. Не Антон, что с него взять, он же схема. А тот, кто говорит. Мне не захотелось ему довериться и сделать своим.
Сейчас с безопасного расстояния можно прекрасно рассуждать о тоталитарном произволе. Легко примыкать к тем, кто против Сталина, режима и т.п. Будто знание о беззакониях советской власти можно поставить человеку в достоинство. Это словно бы расположиться в удобном лагере, где страдать за открытое сопротивление не надо, а судить и называть мимоходом стукачами - можно. Суждения, близкие к осуждению, - это то, от чего меня коробит, и обо что я, к сожалению, неоднократно в этой книжке спотыкалась.
Очень показательным для меня стал диалог в поезде:
-Ну а в целом ваши войска как на всё это реагировали? - спросил Антон.
Капитан со стуком поставил стакан.
-Ваши? А ты чей? - капитан тяжёлым взглядом уставился на Антона. - Ты что, ихний? - махнул он рукой на закат.И невзначай оброненные тут и там похвальбы герою - не от самого себя, конечно, а всё от других людей. По мне так: любишь себя - люби: ай да я! ай да сукин сын! Честно и круто. А здесь как-то мелковато выходит.
Так что романа века я не разглядела. При том, что он жизненный и о простых людях. Так уж вышло, что в современной литературе, напичканной психами, вампирами и моральными уродами, наличие просто нормальных живых героев, видимо, само по себе тянет на букер.
12105