Рецензия на книгу

Преступление и наказание

Фёдор Достоевский

• 

  Аноним16 января 2016 г.

  Так получилось, что насобирались у меня практически все книги Достоевского, да и сама я его очень уж давно хотела почитать. Вот летом и думаю: "Эх, прочту-ка я сперва многострадальную "Войну и Мир", и уж потом за Достоевского примусь,".
  Достоевский ждал довольно долго.
  Надо ли говорить, что когда ум мой занимали другие произведения (в особенности не шибко блиставшие литературным языком), я периодически перечитывала первые несколько страниц ПиН, говорила, что мне уже очень нравится язык, но откладывала до последнего. Осталась одна неделя зимних каникул, произведение размера обычного, но то, что читается впопыхах, пусть и с необычайным интересом, как правило, в моей голове не надолго остается. Вот и бедный роман поджидал меня именно тогда, когда меня окружали прекрасные зимние книги, которыми я хотела настроить себя на праздничный лад. А тут Преступление и Наказание.
  В общем, началось все не слишком удачно.
  Наша учительница по литературе говорила, что мы, может быть, первую часть и прочитаем, потому что интересно, как же он старушонку то убил? А вот дальше мы по обыкновению своему ничегошеньки не поймем (класс у нас, право сказать, стал слишком уж ленив, чтобы что-то по программе читать, так что ее можно понять). Но вот у меня вышло совсем наоборот. В начале мне было безумно плохо: эта грязь, эти вечные страдания ради страданий и безысходность ради безысходности. Казалось, автор просто хочет заставить нас рыдать, мучить своих героев и вообще, жизнь - тлен (лошадка была слишком жестока, даже для меня).
  Но вот, старуха убита. Холодок больше не проходит по нашему телу и мы можем вздохнуть спокойно.
  Всем ведь доподлинно известен сюжет: Р. убивает старуху. Р. мучается. Р. встречает Соню. Р. идет на каторгу. И знаете, я ждала, что все эти мучения будут занимать годы, минимум - месяцы. Когда происходит масса событий, и Родя вспоминает, что сотню страниц назад сказал, что должен завтра идти на поминки, я несколько смущалась. Событий то в романе немного, да они и не так важны. Все говорят о том, как же тяжело читать Достоевского, сколько мучений он приносит в жизни бедных школьников. А ведь именно нам, школьникам и студентам, приходят в голову такие вот грандиозные теории. Ведь именно отсутствие опыта, максимализм и самолюбие заставляют нас ставить себя выше других, думать, что все остальные люди глупы и что только мудрым нам пришла в голову та или иная идея. Я знаю, сравнивать ПиН с "Над пропастью во ржи" слишком дерзко, но Раскольников порой заставлял меня думать о нем именно как о запутавшемся подростке, который просто сделал то самое, к чему его совесть не готовила.
  Теперь же я скажу довольно странную вещь.
  Очень часто во время чтения мне было весело.
  Порой я даже смеялась в голос.
  Почему не все видят сарказм Достоевского, его живые и странные диалоги, полные поддразнивания и иронии? Все эти мелочи настолько скрашивали мрачную атмосферу, что читать было действительно в радость. Я чувствовала любовь автора к своему творению, к словам каждого персонажа и их (ну раз уж классик вечно говорит "ихний") портретам, к обстановке и к общему настроению. Мы практически не видим точки зрения самого автора - он приводит множество противоположных размышлений и выводов голосами своих героев.
  Чуть ли не каждый момент со Свидригайловым запал мне в память, Родион вел себя как безумец и то и дело заливался истерическим смехом, Порфирий пугал тем же, Лужин совершенно не следил за языком, а Разумихин был таким подозрительно добрым... Персонажи чудесны, и я действительно их почувствовала. Было видно, что многое переживал и сам Достоевский, и что он прекрасно понимал своих странных героев (в особенности Раскольникова со Свидригайловым). Я видела не благочестивые размышления о том, что убивать это плохо, а заглянула в душу еще одного странного, совершенно такого же, как и мы, человека.
  Женские образы хоть и были немного наигранными (разве что на Дуню я не могла нарадоваться, она прекрасна), но они не должны быть иными. Все работает здесь как надо, я даже хотела побольше влезть в мысли других персонажей, кроме Родиона. Мало кто раскрыт в полной мере (нет, я до последнего ждала от Разумихина подвоха), все исполняют свою роль в судьбе одного человека, как бы оставляя след в его судьбе. (Нет, серьезно, они даже не были лучшими друзьями. Вы бы стали носиться с бедным истеричным "как-бы" другом, который на вас только орет и вечно уходит в никуда?)
  Как-то так получается у Достоевского, как было написано в одной из историй, что мы узнаем о персонаже довольно много и в тоже время почти ничего. И тут можно просто обвешаться синими занавесками и бесконечно пытаться высказать свою точку зрения. Какое поле для экспериментов, какой простор! (кхе, ладно-ладно).
  Не думаю, правда, что Раскольников в конце концов пожалел саму старуху. Мне кажется, что он понял, почему не следовало проливать кровь в принципе. На самом деле, Достоевский хорошо предостерег тех, кто к убийству человека просто не готов. Кто не сделает этого в самом крайнем случае, каким бы ужасным ни был человек. От самого себя то не убежишь, и, как говорил Порфирий Петрович, Раскольников бы в любом случае не смог бы жить спокойно. Я поверила в это. Я смеялась и плакала. Все произошло так, как должно было произойти. Теперь моя старая разваливающаяся книжка вся в закладках.
  

  
  

  • Скажите лучше, если вы сюда приходите пить и сами назначили два раза, чтоб я к вам сюда же пришел, то почему вы теперь, когда я смотрел в окно с улицы, прятались и хотели уйти? Я это очень хорошо заметил.
  • Хе! хе! А почему вы, когда я тогда стоял у вас на пороге, лежали на своей софе с закрытыми глазами и притворялись, что спите, тогда как вы вовсе не спали? Я это очень хорошо заметил.
  • Я мог иметь... причины... вы сами это знаете.
  • И я мог иметь свои причины, хотя вы их и не узнаете

    .

  • Нашли, что ли, его? - робко спросила она.
  • Нет, не нашли.
  • Так как же вы про это знаете? - опять чуть слышно спросила она, и опять почти после минутного молчания.

  
  Он обернулся к ней и пристально-пристально посмотрел на нее.
  
• Угадай, - проговорил он с прежнею искривленною улыбкой.

"Ну зачем я вставил кажется? - промелькнуло в нем как молния. - Ну зачем я так беспокоюсь о том, что вставил это кажется?" - мелькнула в нем тотчас же другая мысль как молния.