Рецензия на книгу

• 

  Аноним19 декабря 2015 г.

  Так уж сложилось, что, кроме нашей проверенной временем классики, читаем мы в основном европейскую и американскую литературу. Азиатская же по большому счёту остаётся вне зоны видимости и замечается разве что уголком глаза. Мы знаем, что она есть, но обращаемся к ней намного реже. И из-за этого рискуем пропустить удивительные вещи, как будто про нас и для нас написанные. Не знаю, как там с другими китайскими писателями, но Мо Янь для русскоязычного читателя совсем свой парень, понятный и знакомый, потому что есть у нас и Шолохов с "Тихим Доном", и Абрамов с "Пряслиными", и Иванов с "Вечным зовом". А у Мо Яня от каждого по чуть-чуть, и общая для всех проблематика за небольшими отклонениями географического и психиатрического характера.

  Между прочим, Нобелевскую премию по литературе в 2012 году Мо Янь получил за "его галлюцинаторный реализм, который объединяет народные сказки с историей и современностью". И вот это самое определение "галлюцинаторный" может и отпугнуть поначалу, однако на поверку оказывается, что вся "галлюцинаторность" в основном не выходит за пределы сновидческого опыта персонажей, а вот реализма у Мо Яня хоть ложкой ешь — и не только реализма, а ещё и натурализма в придачу. Жёсткого натурализма, ни чем, кроме сказок и легенд, не прикрытого.

  Вообще, перед тем как взяться за роман "Большая грудь, широкий зад", надо настроиться на то, что эта большая во всех смыслах история сделает вам больно. Очень больно и не один раз. Причём это "больно" будет не только на уровне "разбередить душу", вы его и физически хорошо прочувствуете, местами — до спазм в желудке, до подступающей к горлу тошноты и удушья. Надежда на то, что когда история закончится, всё пройдёт, — пустая надежда. Не пройдёт. Долго ещё будет аукаться. И горечь после неё останется такая, что ни запить, ни заесть. Слишком человеческое всегда такое — больное и горькое, тут уж ничего не поделаешь.

  "Большая грудь, широкий зад" — семейная сага в лучшем её воплощении. Как и положено, история страны здесь преломляется через жизнеописание одной семьи. Весь страшный кровавый ХХ век впаян в судьбу Шангуань Лу и её детей: колесо истории прошлось по каждой из семи дочерей Лу, по внукам её и внучкам, по ней самой, перемололо и перемешало с грязью и глиной, растащило на все стороны света и не пощадило ни разу. Мо Янь щедро заливает страницы своего романа кровью и молоком, сплетает воедино жизнь и смерть, рождение и угасание, обесценивает ценности, развенчивает добродетели и заново их провозглашает. Его роман — горькая насмешка над торжеством справедливости, в которое так хочется верить и которое напрочь забыло, что где-то и когда-то должно восторжествовать. Оттого и бессмысленность человеческого существования ощущается здесь так остро, что скулы сводит.

  В центре романа — женщина во всём многообразии её социальных ролей и воплощений. Женщина-дочь, женщина-жена, сестра, любовница, мать. Материнство тут вообще ведущая тема, и то, как Мо Янь её разворачивает, достойно отдельного рассказа. Речь всё о той же бессмысленности самопожертвования и самоотречения, бесполезности вкладываемых в дитя усилий и средств, неоправданности страданий. Шангуань Лу, не задумываясь, кладёт свою жизнь на алтарь служения детям, она ищет для них спасения, борется за них, бьётся насмерть — и хоронит, хоронит, хоронит... сначала дочерей своих, собственной кровью выкормленных, а потом и внуков... Это страшно, невыносимо, и — непереживаемо.

  Дочери Шангуань Лу — все как одна женщины непростых судеб. И, что примечательно, матери из них никудышные, зато жёны, боевые подруги, любовницы, сёстры — что надо. Почти все были по-настоящему счастливы, и каждая — глубоко несчастна. Горячий нрав и щедрое сердце тоже не спасают от горя, от горя вообще ничего не спасает. Как и от одиночества. И от беспомощности перед смеющимся миром, которому нет дела до человеческих страстей и печалей.

  Примечательно, что эту большую женскую историю рассказывает единственный сын Шангуань Лу — Шангуань Цзиньтун. Герой, практически лишённый каких бы то ни было достоинств, желанный и вечный ребёнок, мужчина без присущих мужчине качеств, личность, постепенно теряющая себя и изначально нездоровая психически. Шангуань Цзиньтун — ненадёжный рассказчик, его патологическая привязанность к женской груди и искажённое восприятие мира то и дело заставляют читателя размышлять над тем, что в этой истории правда, а что — порождение фантазии, и насколько гиперболизированы события. Порой Цзиньтун по-настоящему утомляет, порой от него хочется избавиться и послушать саму Шангуань Лу или кого-нибудь из девочек. Не случайно ближе к концу романа, когда Цзиньтун всё больше и больше теряет себя, в его болезненный монолог начинает вмешиваться другой рассказчик — возможно, сам Мо Янь, — вынужденный кое-где прояснить ситуацию.

  "Большая грудь, широкий зад" — не из тех книг, которые с лёгким сердцем посоветуешь друзьям и знакомым, её в принципе советовать не стоит, слишком больно и кроваво она написана. Но и отговаривать от чтения не стоит тоже. Потому что опыт такого нестандартного и при этом глубокого погружения в историю другой страны и ошеломляет, и отрезвляет одновременно. А дополнительные главы — они и вовсе по живому режут, после них только соль на щеках да тишина в груди. Ничего больше.

  31

  698