Рецензия на книгу

• 

  Casador16 ноября 2015 г.

  Официально: самая несуразно написанная книга известного автора, что мне довелось прочесть.

  Да, таково моё мнение. Конечно, я видел немало действительно плохо написанных творений начинающих авторов, но ведь их нельзя сравнивать с известнейшим произведением известнейшего автора. Когда я берусь читать книгу, которая написана на моём родном языке и считается классикой отечественной литературы, я всегда ожидаю (и считаю это вполне обоснованным), что смогу увидеть мастерское владение словом, лёгкий и изящный авторский стиль. Но в этот раз мои ожидания были жестоко обмануты – в «Туманности Андромеды» нет ни того, ни другого. И повторюсь, всё бы ничего, если бы эта книга была написана кем-то, кто не занимается писательским ремеслом профессионально. Но когда читаешь текст, сравнимый по стилю с «Жестокой гОлактикой», снова и снова ловишь себя на мысли о том, как ужасно построены предложения, диалоги, описания, как неудачно подобраны слова, становится трудно поверить, что книга была написана светилом мировой фантастики, а не студентом младших курсов в перерыве между парами.

  Мой отзыв затронет исключительно "техническую" сторону текста «Туманности Андромеды». О содержании и посыле данной книги написано, на мой взгляд, и так достаточно. Я просто попытаюсь на нескольких примерах продемонстрировать, почему читать её мне было некомфортно и зачастую даже неприятно.

  Начнём с диалогов. Их общая неестественность и картонность настолько бросаются в глаза, что особо акцентировать на этом внимание, пожалуй, не стоит. Приведу лишь пару выдающихся примеров того, что имею в виду:

  
  – Я тоже становлюсь в тупик, – сказала Веда, – как долго не могли наши предки понять простого закона, что судьба общества зависит только от них самих, что общество таково, каково морально-идейное развитие его членов, зависящее от экономики.
  – Что совершенная форма научного построения общества – это не просто количественное накопление производительных сил, а качественная ступень – это ведь так просто, – ответил Дар Ветер. – И еще понимание диалектической взаимозависимости, что новые общественные отношения без новых людей совершенно так же немыслимы, как новые люди без этой новой экономики. Тогда – понимание привело к тому, что главной задачей общества стало воспитание, физическое и духовное развитие человека. Когда это наконец пришло?
  

  Прекрасный диалог, не правда ли? Вроде бы говорят разные люди, но при этом высказывают одну и ту же мысль. Одними и теми же словами, будто по заранее заученному тексту. В приведённой сцене было всего два персонажа, и возникает вопрос: кому же тогда адресована эта мысль?

  
  – Недаром винтолетам запрещается лететь выше восьми метров, – слегка задыхаясь, произнесла Веда Конг. – Теперь я понимаю…
  

  Знаю, что приём "расскажу-ка я читателям про свой мир через диалог двух персонажей" очень распространён, но в «Туманности» масштабы его неуместного применения выходят за все рамки. Представьте, что вы (не дай Бог) упали на землю с высоты нескольких метров и чуть не свернули себе шею. Станете ли вы сразу же после этого, задыхаясь, говорить собеседнику о том, что он и так знает?

  
  – Ближайшие ваши планы – подвиги Геркулеса. Вы знаете, что вам назначено?
  – Только первые шесть.
  – Ну конечно, другие шесть назначаются после выполнения первой половины, – вспомнил Дар Ветер.
  – Расчистить и сделать удобным для посещения нижний ярус пещеры Кон-и-Гут в Средней Азии, – начал Тор Ан…
  

  Если подумать, что изменится, если выбросить отсюда вторую и третью реплики? В плане смысла – ничего, зато диалог уже не будет смотреться таким неестественным. Может, читателю очень важно знать, что вторая половина подвигов назначается только выполнения первой? Ничего подобного, для сюжета это не имеет ровно никакого значения.

  Вторая беда, которую трудно не заметить, потому что она встречается на каждой странице, в каждом абзаце – нагромождение причастий и деепричастий сверх всякой меры. Только посмотрите: в этом предложении целых пять таких слов!

  
  Придавленные тройной тяжестью, скорчившиеся в скафандрах, стиснутых жесткими каркасами, в тесной башенке, сотрясаемой бурей, люди спали – так велики приспособляемость человеческого организма и скрытые в нем силы сопротивления.
  

  А как насчёт тавтологий? Кто-то их вообще не замечает – подумаешь, два одинаковых слова в соседних предложениях. Если бы ограничивалось двумя-тремя повторяющимися словами, замечаний, вероятно, вообще бы не возникло. Но в «Туманности» часто можно встретить целые нагромождения однокоренных слов, будто специально собранных в одном месте. Приведённый ниже отрывок состоит всего из двух коротеньких абзацев, а в нём слово "свет" повторяется двенадцать раз . ДВЕНАДЦАТЬ! А во втором из этих абзацев и без того запущенная тавтология усугубляется ещё и многократным повторением слова "волна"!

  
  С углублением в пространство дело дошло до близких к свету скоростей галактик. Пределом видимой Вселенной стало то расстояние, с которого галактики казались бы достигшими скорости света – действительно никакого света мы бы от них не получили и никогда не смогли бы их увидеть. Теперь мы знаем причины покраснения света далеких галактик. Их не одна. От далеких звездных островов до нас доходит только свет, испускаемый их яркими центрами. Эти колоссальные массы материи окружены кольцевыми электромагнитными полями, очень сильно воздействующими на лучи света не только своей мощностью, но и протяженностью, накапливающей замедление световых колебаний, которые становятся более длинными красными волнами. Астрономы давно знали, что свет от очень плотных звезд краснеет, линии спектра смещаются к красному концу и звезда кажется удаляющейся, как, например, вторая составляющая Сириуса – белый карлик Сириус Б.
  <...>
  С другой стороны, световые волны в очень далеком пути по пространству «раскачиваются», и кванты света теряют часть энергии. Теперь это явление изучено – красные волны могут быть и усталыми, «старыми» волнами обычного света. Даже всепроникающие световые волны «стареют», пробегая немыслимые расстояния.
  

  Ещё одна вещь, которая всегда вызывает у меня однозначное отторжение – это когда автор, считая, по-видимому, что мастерски владеет приёмами описания, пытается передать каждую деталь такой, какой видит её именно он. Дорогие писатели, это не работает! Как подробно вы не опишете звездолёт или техническое устройство, я всё равно не увижу их так, как видите вы! Потому что воображение каждого человека индивидуально, и лично в моём происходит короткое замыкание, когда я читаю описание вроде такого (а это ведь ещё безобидный пример):

  
  На крыше дома выдвинулась телескопическая труба, высоко поднявшая две перекрещенные металлические плоскости с восемью полушариями на венчавшем сооружение металлическом круге.
  

  Про стремление автора запихнуть в КАЖДОЕ описание побольше подчёркнуто "красивых" прилагательных стоит сказать отдельно. По задумке это, наверно, должно делать текст изящнее и приятнее для чтения, но на самом деле лишь нагоняет лишнего пафоса, который так и кричит о своей искусственности. Порой доходит до абсурда, когда в погоне за "красивостью" автор "прилепляет" подобранное чуть ли не наугад прилагательное буквально к каждому существительному. Особенную любовь автор проявляет к прилагательным, характеризующим большие размеры объекта - уже ко второй половине книги они начинают серьёзно мозолить глаза, вызывая лишь одну мысль: "Что, опять слово "гигантский"? Серьёзно, может хватит?". Шутка ли, слово "исполинский" в романе встречается 22 раза, "чудовищный" - 31 раз, "гигантский" - 64 раза, "огромный" - 74 раза (спасибо CTRL + F!). То есть эти прилагательные попадаются в тексте книги в среднем раз в две страницы, даже немного чаще!

  А теперь самое сочное, что трудно причислить к какой-либо одной категории ляпов:

  
  – Мои предки были японцы, – продолжала Миико. – Когда-то было целое племя, в котором все женщины были ныряльщицами – ловили жемчуг, собирали питательные водоросли. Это занятие переходило из рода в род, и за тысячу лет они достигли замечательного искусства. Случайно оно проявилось у меня теперь.
  <...>
  – Минуту еще, Миико! Как же женщины-водолазки?
  – Художник полюбил водолазку и поселился навсегда среди племени. И его дочери тоже были водолазки, тоже промышляли всю жизнь в море.
  

  Может я чего-то не знаю и ошибаюсь, но… простите, что? Женщины-водолазки? Когда я впервые увидел это предложение, чувства были смешанные – то ли хохотать, то ли удивляться. Водолазка в женском роде – это предмет одежды, никак не женщина-водолаз. Зачем вообще было использовать это слово, если куда более подходящий термин "ныряльщица" уже был употреблён ранее?

  Последнюю цитату я оставлю без комментариев – она прочно занимает первое место в моём топе худших предложений в истории мировой литературы:

  
  Замедление корабля понизило его скорость, которая стала меньше скорости убегания.
  

  Что же хочется добавить в итоге? У меня сложилось впечатление, что автор, представив вниманию читателей достаточно сырой текст, выразил тем самым неуважение к ним – дескать, "и так сойдёт". А редактор даже не попытался исправить его ошибки.

  Но является ли эта книга действительно плохой только из-за недостатков стиля и языка? Разумеется, нет. Если ли в этой книге интересные мысли, ради которых стоит продираться через все те несуразности, ошибки и корявости, что изложены выше? Думаю, да. Но я, увы, не могу назвать «Туманность Андромеды» произведением литературы как искусства, потому что литература – это нечто большее, чем сумбурное выплёскивание мыслей на бумагу, а роман - это не философский трактат. Быть может, Иван Ефремов – великий мыслитель, философ и просто человек, чьи идеи опередили своё время. Но руки профессионального писателя в этой книге я не увидел.

  17

  435