Рецензия на книгу

• 

  Аноним11 ноября 2015 г.

  Прочитав впервые роман Толстого «Воскресение», приходишь к заключению, что на этом знакомство не закончится. Рано или поздно, возникнет желание, снова вернутся к нему. А причиной тому, может послужить готовность сызнова переосмыслить жизнь Дмитрия Нехлюдова, однако в этот раз, уже примеряя на себя возможность подобных переменен, которые произошли с ним как в личной, так и общественной жизни. Таков мой вывод, какой он будет у вас, - решите сами. Я вот думаю, когда роман способен так «цеплять» читателя, возбуждать в нем чувства и заставлять работать все когнитивные процессы (мышление, память, ощущение, восприятие, внимание и даже речь), то это не просто стоящая вещь, это кладезь мудрости, в котором хранится бесчисленное количество разумной, ясной, доступной и дальновидной мысли, обладающей силой обезоруживать и уличать даже собственную непогрешимость. А дальше, возможно, и найти для себя ответы на вопросы: «Что есть окружающий мир?», «Что есть «Я?», «Каково мое место в мире?». Но это потом… а сейчас о романе.

  И сделать это не просто. У меня сложилось впечатление, что Толстой, в силу своего многовекового опыта, своим «Воскресением» решил подытожить все накопленные переживания и убеждения, размышления и предпочтения, в том числе и умозаключения о том, что такое человек на самом деле, и что собой представляет окружающая его действительность, которую он же и создает. Одним широким мазком оголились все сферы человеческого бытия – нравственные, социальные, психологические, духовные и идеологические. А своих главных героев Толстой, по мере того как они жили и строили свою жизнь, подвергал испытаниям «воскресения», некого преобразования, обновления (исцеления?) в первую очередь внутренней, а затем и внешней жизни. Речь идет о борьбе, борьбе человека с самим собой, своими страхами, желаниями, страстями, и самопожертвовании себя, своих благ ради других, ради поддержания их жизни на уровне, достойным называться духовно-нравственным. Таким я увидела Дмитрия Нехлюдова. Такой я увидела Катерину Маслову. И поддавшись безоценочному отношению автора, ни стала выделять среди них отъявленных негодяев, как и героев добродетели, потому, как и те и другие одинаково редки в действительной жизни. Есть лишь хорошие и низкие поступки обыкновенных людей – тех людей, которых в обществе принято считать если не образцами честности, то, по крайней мере, и не подлецами. Так и в жизни героев были моменты, когда они умели искренне любить и были полны добрых намерений, но со временем переменились, и отчего-то стали иными, - распущенной Катюшей, и подлым Нехлюдовым.

  Откуда же такая перемена? Почему, этот целомудренный юноша превратился так скоро в такого наглого обольстителя, вообразившего, что дав сто рублей Катюше, он откупится от нее навсегда, совершенно не думая о том, что этим самым поступком ломает не только свою судьбу, но и будущее этой девушки? Толстой говорит, что «вся эта страшная перемена совершилась с ним от того, что он перестал верить себе, а стал верить другим… Веря себе, всякий вопрос надо решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него; веря же другим, решать нечего было, все уже было решено и решено было против духовного и в пользу животного я. Мало того, веря себе, он всегда подвергался осуждению людей, - веря другим, он получал одобрение людей, окружающих его».

  Волей, не волей, напрашивается вывод о том, что каждый человек, взятый сам по себе, питает в глубине души добрые чувства, или по крайне мере способен на то, чтоб отделить добро от зла; но стоит людям только сойтись вместе, перейти, так сказать, в общение друг с другом, как они начинают внушать друг другу самые извращенные нравственные понятия?! Весьма спорное утверждение ???

  Наступает нравственное падение, подкрепленное почти роковой мыслью: все дозволено, и человек может, как и это было с Дмитрием, испытывать даже «восторг освобождения от всех нравственных преград». А когда есть разрешение на безнравственность, то можно особо не переживать о последствиях, продолжая и дальше совершать преступления совести и морали. Я сейчас говорю о поведении Нехлюдова на суде, когда он был присяжным на процессе по обвинению в отравлении той самой Катюши, брошенной им на произвол судьбы. А собственно о его страхе, как бы Катюша не узнала его и не опозорила перед всеми (раскрыв перед залом суда истинную причину того, почему она превратилась в проститутку, а главное, кто толкнул ее на этот путь). В нем даже шевелилось чувство, подсказывающее, что осуждение ее на каторгу для него очень хорошо и выгодно, так посредством этого она будет удалена, и опасность раскрытия его позора удалится вместе с ней. Но что-то пошло не так. Страх начал сменятся чувством раскаянья и долга перед этой женщиной, которую он любил…любил самой искренней, самой чистой любовью, на которую только и был способен тогда. Однако в этой борьбе, победил страх. Слишком долгим и мучительным для него был процесс внутренних колебаний, слишком увлекся собой, и это, по сути, стало причиной того, что Нехлюдов стал участником осуждения невиновной.

  А что же дальше? Дальше долгий путь переосмысления собственной жизни, себя как человека и той среды, в которой существуешь. Постепенный перелом, болезненный и тревожный, вскрывающий и испепеляющий всю чернь собственный души. Дальше – либо величайшее счастье, либо величайшее несчастье. Либо обрести чувство умиления и успокоения своей совести в задуманном подвиге (сопровождать Катюшу на каторгу, а после и женится на ней), либо связать себя мыслью: «она мертвая женщина, я напрасно жертвую собой ради нее». Он, (впрочем и я сама), мало представлял себе, что может выйти из его отношений к ней, но слова, произнесенные Катей: «Мной же хочешь и на том свете спастись», заставили его признать бесповоротно, что бросить ее он не может и не должен, чтобы из этого не вышло. И на смену умилению, пришло ясное осознание своего долга перед ней.

  А еще дальше - жизнь, жизнь в «Воскресении»…

  5

  83